Я посмотрел вниз. Там, двенадцатью этажами ниже кипела обычная жизнь московского спального района. Гудели машины, лаяли собаки, играли дети. А через дорогу от нашего дома действительно располагался небольшой сквер. С балкона он был весь, как на ладони — от ленты ведущего к нему пешеходного перехода до заболоченных берегов протекавшей неподалеку реки Чермянки. Приглядевшись, я смог рассмотреть три женских фигуры, неторопливо прогуливающихся в тени деревьев. Еще два года назад этих деревьев не было, а теперь вон как вымахали. Вера, Ирина и вернувшаяся вместе с нами из Твери Алена миновали новенькую детскую площадку и углубились в сквер. Рядом с ними степенно вышагивала фигура пониже — величественный Агат вышел на вечерний моцион, и все прочие псовые района держались на почтительном удалении.

Но я не видел ни Ирины, ни Алены, ни Агата — никого. Только ее. И я вспомнил все: бешеную скачку под Можайском, незабываемый вечер в палатке, грозу в парке после встречи с бандой Патруля, совет в доме Добренко, раскисшую прогалину возле деревни Зажогино и, наконец, осыпающийся склон Белой горы.

Теперь я знал ответ. И смог ответить с чистым сердцем.

— Без Веры и ее любви я не устоял бы против Маши.

— Вот оно как… — задумчиво протянул Андрей. Кажется, он ожидал несколько иного ответа. — Значит, от женских чар может уберечь любимая женщина?

— Уберечь не может. Защитить — да.

— Это не одно и то же?

— Думаю, нет.

— И в чем же разница?

— Разница в том, что Вера не помогла бы мне самим фактом своего присутствия в моей жизни. Просто быть мало. Любовь — это действие, а не состояние. Она всегда была рядом, она не сдалась в трудную минуту, она поверила мне в такой ситуации, когда никто бы не поверил… Ее доверие, ее поддержка — вот, что помогло мне. А не кольцо на пальце.

— У тебя нет на пальце кольца, — заметил Андрей.

Вот чертов циник!

— Ну, печать в паспорте. Так лучше?

— Про печать не знаю, не проверял…

Повисла неловкая пауза. Я уже собирался было снова предпринять попытку перебраться с балкона в комнату, но тут Андрей снова заговорил:

— А что же Сева? Получается, он остался ни с чем?

— Получается, что так.

— Справедливо?

— Может быть, — у меня не было определенных мыслей на этот счет. — С одной стороны, чисто по-человечески мне его жалко, но с другой… Он никак не проявил себя, чтобы завоевать любовь Марии. Дружбу, не более. То, что смогла сделать Вера для меня, ему оказалось не под силу.

— Но он же любил Машу?