— Все-таки арестант не станет разбирать…

Он замолчал, так как в это мгновение мы услышали звук рожка, призывавшего к завтраку. Понятное дело, что мы прервали свою беседу и отправились домой.

В продолжение утра мне удалось позаимствовать с веревки, на которой сушилось белье, простыню и белую рубашку. Разыскав старый мешок, я уложил их туда, а затем мы с Томом зашли за спрятанными нами в траве гнилушками и уложили их тоже в мешок. Я объявил Тому, что употребляю слово «позаимствование» потому, что папаша называл подобный образ действий всегда этим словом, но Том возразил, что это не позаимствование, а воровство. Он присовокупил, что мы в данном случае представители интересов арестанта, которому позволяется прибегать к каким угодно мерам для своего освобождения. Что бы он ни сделал, никто не станет порицать его за это, если только ему удалось достигнуть цели. Со стороны арестанта вовсе не преступление украсть что-нибудь необходимое для по бега, говорил Том. Пока мы представители арестанта, мы имеем нравственное право воровать все, что может нам пригодиться для побега вместе с ним из тюрьмы. Если бы мы не были арестантами, дело было бы совершенно иное. Один только негодяй, будучи на свободе, может позволить себе украсть. Ввиду этих соображений мы решили воровать все, что попадет нам под руку. Тем не менее, Том скорчил ужасно недовольную гримасу, когда я однажды после того стянул на баштане, с отведенного неграм участка, арбуз и съел его. Он заставил меня дать неграм десять центов, не объясняя им причины та кой щедрости с моей стороны. При этом он объявил, что мы вправе воровать только то, что для нас действительно нужно.

— Да ведь я же ощущал надобность в арбузе, — возразил я ему. Он растолковал тогда, что арбуз не мог принести ни малейшей пользы делу освобождения нашего из тюрьмы и что вся разница между дозволенным и недозволенным заключалась именно в этом.

— Если бы ты, например, вздумал припрятать нож и тайно передать его Джиму для того, чтобы он мог убить этим ножом старшего тюремщика, ты по ступил бы совершенно правильно, — объяснил мне Том. Я не стал с ним спорить, хотя и не усматривал для себя ни малейшей выгоды служить представителем арестанта, если приходилось при этом вдаваться в такие тонкости, когда на основании общего правила можно было с совершенно спокойной совестью по лакомиться вкусным арбузом.

Как уже говорилось, мы дождались утра, пока все принялись за дело. Не видя на дворе ни души, Том отнес мешок в чулан, а я тем временем стоял немножко поодаль и караулил. По прошествии некоторого времени он вышел из чулана. Тогда мы уселись на штабель дров и принялись серьезно беседовать друг с другом. Том сказал: