Перед самым отъездом, когда друзья весело и оживленно беседовали за вечерним кофе, в гостиную вошел лакей и подал Дэрошу телеграмму.
— Должно быть, от Уайста, — сказал Дэрош и торопливо развернул депешу.
Пробежав ее, он побледнел и стал читать вслух дрожащим голосом:
«Наш поезд подвергся крушению в нескольких километрах от станции Санди-Рэндж. Масса убитых и раненых. У меня отрезало обе ноги. Мой помощник Кук убит наповал. Диана Диксон и полковник Шамбержо получили смертельные раны. Диана умерла вскоре, а Шамбержо промучился пять часов. Труп Корнелиуса обезображен до такой степени, что нельзя его узнать. Лежу в Денвере в больнице. Уайст»
Известие поразило всех как гром. На минуту в гостиной воцарилась тишина.
Первой нарушила молчание Колибри.
— О чем же горевать, папа Дэрош? — вскричала она. — Змея погибла, шакал тоже. Это хорошо. Я рада.
— Ты права, — сказал Дэрош. — Эти люди сделали нам много зла и причинили много горя. Нам их жалеть действительно нечего. Но ведь вместе с ними погиб бедняга Кук и искалечен несчастный Уайст. Вот что грустно.
Уайста и Кука знал лично только Дэрош, поэтому он и был огорчен больше всех.
Смерть Дианы, молодой красавицы, поразила и даже отчасти опечалила Элизу и в особенности г-жу Дэрош. От природы добрая и великодушная, Элиза была готова забыть все зло, причиненное ей опасной соперницей, а г-жа Дэрош невольно испытывала признательность этой женщине, потому что ей она сделала доброе дело.
Стальное Тело вспомнил все хорошие и все дурные качества этой женщины, сыгравшей такую роковую роль в его жизни и жизни его близких, и не мог решить — огорчаться ему ее смертью или радоваться, что судьба избавила его от ужасов предстоящей беспощадной борьбы с ней.
Только графа Шамбержо никому не пришло в голову пожалеть.