— Уже покраснело, — прошептала она. — Будет безобразный синяк. И кровь идет.

Прижав к шее платок, я убедился, что она права. Засунул платок за воротник, там его и оставил.

— Как это случилось? — спросила она тихо.

— Не повезло. Поскользнулся и ударился о комингс. Признаться, побаливает.

Ничего не ответив, девушка взяла меня за лацканы и, жалобно посмотрев, уткнула голову мне в плечо. Воротник мой тотчас промок от ее слез. Если ей поручено было сторожить меня, то делала она это очаровательно. Дама расстроена, доктор Марлоу, сказал я мысленно, разве вы не живой человек?

Стараясь забыть о своих подозрениях, я погладил ее растрепанные соломенные волосы, решив, что это лучший способ успокоить женщину. Но в следующую минуту понял свою ошибку.

— Не надо, — сказала Мэри, дважды ударив меня кулаком по плечу. — Не надо этого делать.

— Хорошо, — согласился я. — Больше не буду. Простите.

— Нет, нет! Вы меня простите. Не знаю, что это со мной…

Девушка умолкла, она глядела на меня глазами, полными слез, лицо подурнело, приобретя выражение беззащитности и отчаяния. Мне стало не по себе. В довершение всего она обхватила меня за шею, едва не задушив. Плечи ее содрогались от рыданий.

Исполнено великолепно, подумал я с одобрением, хотя и не понимал, для чего это ей понадобилось. Но уже в следующую минуту презирал себя за свой цинизм. Я знал, что актриса она неважная, к тому же что–то мне подсказывало: отчаяние Мэри неподдельно. Да и какой ей прок показывать свою слабость? Что же вызвало слезы? Я тут ни при чем, это точно. Я ее почти не знал, она меня тоже. Я, видно, играл роль жилетки, в которую хочется поплакать. Странные у людей представления о врачах: они полагают, будто доктор сумеет лучше успокоить и утешить, чем кто–то другой; да и слезы эти, похоже, скоро высохнут.

Я не мог оторвать глаз от бутылки, стоявшей у капитанского стола. Когда Холлидей, по моему настоянию, выпил свою порцию виски, в ней оставалось, я был уверен, с четверть. Теперь же в бутылке была половина ее уровня!

Хладнокровный и беспощадный преступник, выключивший свет, заменил бутылку и, чтобы замести следы, унес и стакан Холлидея.

Мэри произнесла какую–то фразу. Что именно, я не смог разобрать и переспросил:

— Что вы сказали?

— Извините меня. Я вела себя глупо, — проговорила она, пряча лицо. — Сможете ли вы меня простить? — Занятый своими мыслями, я лишь пожал ей плечо.

Глава 6

Глава 6

В это время года в здешних широтах рассветает лишь в половине одиннадцатого. Именно тогда и состоялось погребение Антонио, Моксена и Скотта. Да простят нас за спешку тени убиенных: мела пурга, ветер проникал сквозь самую плотную одежду, колол лицо, пронизывал до костей. В руках, затянутых в перчатки, капитан Имри держал тяжелую, с медными застежками Библию. По–моему, он читал Нагорную проповедь. Все фразы разобрать было невозможно: ветер вырывал слова из уст и швырял их в свинцовую мглу.