– Ты только что говорил, что старшина знал…

– Молчи, Опи-Куон! Ты дурак и не понимаешь. Я говорю, в темноте мы были беспомощны, и вдруг сквозь рев бури я услыхал шум прибоя. И тотчас мы обо что-то ударились, и я очутился в воде и поплыл. Берег был скалистый, и скалы тянулись на много миль, и только в одном месте была узенькая песчаная полоска, но мне суждено было выбраться из бурунов. Другие, должно быть, разбились о скалы, потому что ни одного из них не оказалось на берегу, кроме старшины, – я узнал его только по кольцу на пальце.

Когда наступил день и я убедился, что от шхуны ни-чего не осталось, я обратил свой взгляд на сушу и пошел в глубь ее, чтобы добыть себе пищу и увидеть человеческие лица. Когда я подошел к жилью, то меня впустили и дали поесть, потому что белые люди добры, а я выучился говорить на их языке. И дом, в который я попал, был больше, чем все дома, построенные нами, и больше тех, что до нас строили себе наши отцы.

– Велик же был этот дом, – сказал Кугах, скрывая свое недоверие под видом изумления.

– И на постройку его пошло много деревьев, – в тон ему подхватил Опи-Куон.

– Этот дом – еще пустяки, – пренебрежительно пожал плечами Нам-Бок. – Как наши дома малы по сравнению с ним, так этот дом был мал по сравнению с теми, что я увидел потом.

– А люди там тоже были большие?

– Нет, люди были, как ты и я, – отвечал Нам- Бок. – Я срезал себе палку, чтобы было удобно ходить, и, помня, что я обо всем должен рассказать вам, братья, на каждого из живших в этом доме я сделал на своей палке по зарубке. И я прожил там много дней и работал, и за это мне давали деньги, – вы не знаете, что это такое, но это очень хорошая вещь.

Потом я ушел с этого места и отправился еще дальше. По дороге я встречал много народа и стал делать на палке зарубки поменьше, чтобы всем хватило места. И вдруг я увидел что-то совсем удивительное. На земле передо мной лежала железная полоса толщиной в мою руку, а через широкий шаг от нее лежала другая железная полоса…

– Значит, ты стал богатым человеком, – заключил Опи-Куон, – потому что железо дороже всего на свете. Из этих полос получилось бы много ножей.

– Но это железо было не мое.

– Это была находка, и она принадлежит тому, кто нашел.

– Нет. Эти полосы положили белые люди. Кроме того, полосы эти такие длинные, что ни один человек не мог бы их унести, такие длинные, что, сколько я ни смотрел, конца им не видел.

– Нам-Бок, не слишком ли это много железа? – предостерегающе заметил Опи-Куон.

– Да, мне самому трудно было поверить, хотя они лежали перед моими глазами; но глаза меня не обманывали. Я стоял и смотрел и вдруг услышал… – Он быстро повернулся к старшине. – Опи-Куон, ты знаешь, как ревет разгневанный морской лев? Представь себе, столько морских львов, сколько волн в море, и представь себе, что все эти морские львы соединились в одного льва, – и вот если б заревел такой лев, то рев его был бы подобен тому, который я услышал.