— Страсть, как люблю поохотиться!—не задумываясь, соврал «Буйвол».— Да и потом мы в таких местах бываем, что без этой штуки не обойтись,— он любовно погладил двухстволку.

Они просидели в чайхане до темноты. Тому так и не удалось больше поговорить с Юрием.

Между тем Юрий все чаще поглядывал на часы и все чаще спрашивал Горского:

— Мы скоро поедем, Анатолий Сергеевич?

— Скоро,— отвечал Горский.— Понимаешь, дружок, вот геологи — люди бывалые — говорят, что машины пойдут в Реги-равон не раньше девяти часов вечера.

«Геологи!—усмехнулся Том.— А что это за Реги-равон?»

Впрочем, не все ли равно: главное, скоро они будут еще дальше от Ленинабада.

Они ели и пили — все, кроме Юрия — водку. «Буйвол» — охотно, много и не пьянея. Василий Васильевич тоже много, но угрюмо и все больше расклеиваясь. Горский — сдержанно, равнодушно, как воду. «Зуб» повеселел и стал показывать Горскому свои золотые коронки. Жара отрицательно действовала на «Зуба». Раньше он так быстро не пьянел. Том выпил один раз — граммов пятьдесят — и решительно отодвинул стакан.

Когда зажглось электричество, «Буйвол» положил на стол волосатый кулак: пора!

— Бери чемодан. Юра,— сказал Горский, отсчитывая деньги. «Зуб» бросился к чемодану.

— Дайте, я понесу.

Том решительно отодвинул его:

— Сами обойдемся.

— Не шумите, детки,— прикрикнул «Буйвол».

Юрий засмеялся:

— Несите, пожалуйста, Пусть мне будет хуже.

Горский вышел из чайханы последним: он все еще надеялся найти выход из создавшегося положения.

СТРАННЫЕ ПАССАЖИРЫ

СТРАННЫЕ ПАССАЖИРЫ

Василий Стебеньков находился в том счастливом возрасте, когда человека безобидно называют то на «ты», то на «вы». Ему было двадцать три года.. Он обладал завидной шевелюрой, не то коричневыми, не то зеленоватыми веселыми глазами. Щеки у него шелушились и были похожи на недочищенный персик. Скулы слегка выпирали и постоянно находились в работе. Для этой цели у Василия Стебенькова всегда находились леденцы, или затвердевшая лепешка, или, в крайнем случае, семечки.