— Еще час.

— До границы?— уточняет «Буйвол». И хотя он произносит это шопотом, напряженный слух Тома улавливает: до границы...

Тому хочется закричать, остановить машину. Больше сомнения нет. Но он не кричит и не открывает глаза. Он думает. Лихорадочно думает, что предпринять.

А Горский чуть слышно объясняет «Буйволу»: через час—Советский. За этим поселком с водителем кончат, потому что дальше — совхоз имени Ленина, где уже пограничная зона.

— Понял!— хрипит «Буйвол».

И тут машину начинает трясти: Стебеньков решает проучить своих непрошенных пассажиров и сворачивает с шоссе на старую, заброшенную дорогу.

Горский знает про эту дорогу, напрягается. Если машина, следующая за ними, тоже свернет...

Но нет, она не сворачивает. А Стебеньков гонит и, значит, ту, другую машину, они опередят.

Наконец, в настороженную тишину ночи врывается, словно перекатывающийся по цепи, лай.

— Это что, уже Советский? — спрашивает «Буйвол».

— Ватан... Потом — Советский.

Въезжают в поселок.

Горский замечает чайхану, где еще есть народ, и решительно стучит по кабине ребром ладони.

Стебеньков останавливает машину.

— Передохнем!— говорит Горский, заглядывая в кабину.

Стебеньков выключает зажигание: можно и передохнуть.

Горский спрыгивает на землю:

— Я сейчас раздобуду «белую головку», а то холодновато становится.

В бутылку с водкой он всыплет яд!

Силуэт Горского едва заметен на черном фоне.