– Отказываемся, – в один голос ответили Вульф и Розамунда.
Султан наклонил голову, казалось, он не ожидал другого ответа и огляделся кругом, как все думали, для того, чтобы призвать палачей. Но он только сказал предводителю мамелюков:
– Раздели их, возьми под стражу и охраняй, пока я не прикажу убить. Ты отвечаешь жизнью за них. Накормить и напоить их, не делать им никакого зла, пока я не прикажу.
Мамелюк поклонился и подошел со своим отрядом. В последнюю минуту Розамунда спросила его:
– Скажите мне, о султан, что стало с Масудой?
– Она умерла за вас, отыщите ее там, за городом, – ответил Салах ад-Дин, Розамунда закрыла лицо руками и вздохнула.
– А что с Годвином, моим братом? – вскрикнул Вульф. Но ему не ответили.
Розамунда повернулась и, протянув руки к Вульфу, упала ему на грудь. И тут, в присутствии бесчисленной армии, они обменялись поцелуем прощанья. Ни он, ни она не сказали ни слова, только, уходя, Розамунда подняла руки и указала на небо.
И ропот прошел по толпе, все, как один человек, повторяли единственное слово:
– Пощады!
Но Салах ад-Дин не двигался, не сделал знака, и их увели в разные тюрьмы.
В числе многих тысяч, смотревших на эту странную и потрясающую сцену, были два человека в длинных одеяниях – Годвин и епископ Эгберт. Годвин трижды старался подойти к трону, но воины, стоявшие вокруг него, получили особые приказания, они не позволяли ему ни шевельнуться, ни заговорить. Когда Розамунда проходила мимо него, он хотел приблизиться к ней, но они схватили и удержали его. Однако Годвин успел прокричать:
– Да будет благословение Неба на тебе, Божия святая, на тебе и на твоем верном рыцаре.
Розамунда узнала этот голос и оглянулась, но не увидела д'Арси, потому что вокруг нее столпилась стража. И она пошла, спрашивая себя, донесся ли до нее голос Годвина, или прозвучало благословение ангела, или с ней просто заговорил один из франкских пленных.
Годвин ломал руки, епископ старался поддержать его, говоря, чтобы он не печалился, потому что Розамунда и Вульф избрали смерть славную и более желанную, чем тысячи жизней.
– Да, да, – соглашался Годвин, – я хотел бы быть с ними.
– Их дело окончено, ваше – нет, – кротко возразил епископ. – Пойдемте в нашу палатку и станем на колени. Бог могущественнее султана, и, может быть, Он спасет их. Если завтра на заре они будут еще живы, мы постараемся добиться аудиенции у Салах ад-Дина, чтобы попросить за осужденных на смерть.
Они вошли в палатку и молились, как жители Иерусалима молились за своими полуразрушенными стенами, прося Господа смягчить сердце Салах ад-Дина. Вдруг полы палатки раздвинулись, и перед коленопреклоненными священниками остановился эмир.