– Встаньте, – повелел он, – и оба идите за мной, султан приказал вам явиться к нему.
Эгберта и Годвина провели в спальню султана, и стража закрыла за ними полы шатра. На шелковом ложе полулежал Салах ад-Дин, и свет лампы освещал его бронзовое задумчивое лицо.
– Я послал за вами, франки, – сказал он, – чтобы вы передали мои слова Ибелину и гражданам Иерусалима. Вот что я говорю: пусть святой город завтра сдастся и все его жители признают себя моими пленниками. Я дам им возможность в течение сорока дней внести выкуп, и в это время никому из них не будет сделано вреда. Каждый мужчина, который внесет за себя десять золотых, освободится, две женщины или десять детей будут считаться за одного мужчину и вносить такую же плату. Семь тысяч бедных будут отпущены с платой в тридцать тысяч безантов серебром. Каждый, кто останется или не заплатит за себя выкупа (а в Иерусалиме еще много золота), сделается моим невольником. Вот мои условия, я предлагаю их благодаря предсмертной просьбе моей племянницы, госпожи Розамунды, и только благодаря ей. Передайте это Ибелину, пусть он вместе с начальниками города ждет меня на заре и ответит от имени народа, согласен ли он. Если нет, я буду продолжать приступ и превращу город в груду развалин, которые покроют кости его детей.
– Благословляем вас за эту милость, – произнес епископ Эгберт, – и повинуемся. Но скажите, султан, что нам делать дальше? Вернуться в лагерь с Ибелином?
– Если он примет мои условия, нет, потому что в Иерусалиме вас ждет безопасность, и я без выкупа отпускаю вас на свободу.
– Султан, – попросил Годвин, – позвольте мне перед уходом проститься с моим братом и с моей двоюродной сестрой Розамундой.
– Чтобы в третий раз задумать бегство? – спросил Салах ад-Дин. – Нет, оставайтесь в Иерусалиме и ждите моего слова. Вы встретите их только в последнюю минуту.
– Султан, – просил Годвин, – пощадите их, потому что они поступили благородно. Ужасно, что они умрут, ведь они любят друг друга, и они так молоды, красивы и отважны.
– Да, – ответил Салах ад-Дин, – их поступок благороден, я никогда не видывал ничего более высокого. Ну, тем вернее они попадут на Небо, если только поклонники креста могут войти в рай. Довольно, их судьба решена, и я не могу изменить моих намерений; вы до последней минуты не увидите их, как я уже сказал. Но, если хотите, в письме проститесь с ними и пошлите это письмо с посольством, оно будет передано им. Теперь идите, более великие вопросы стоят перед нами. Вас ждут воины.
Через час они стояли перед Ибелином, передавая ему слова Салах ад-Дина; выслушав их, он поднялся и благословил имя Розамунды. Пока Ибелин сзывал своих советников и приказывал слугам седлать лошадей, Годвин отыскал перо и пергамент и наскоро написал: