Тогда Урк заговорил об иных вопросах. Начал он с вопроса о налогах, то есть, о чем-то аналогичном нашему представлению о налогах. Народ считал, что вождь берет слишком много и дает слишком мало взамен. Вождь сам ничего не делает и решительно ничего не производит, и в то же время предполагается, что его со всеми его многочисленными домочадцами племя должно содержать в роскоши и излишестве. К тому же вождь забирал себе приглянувшихся ему женщин племени, грабил склады пищи и шкур, а иногда, случалось, убивал.

А главное, вождь покровительствовал нескольким богачам. Тут Урк внимательно и демонстративно взглянул на Тури-Скрягу, Хранителя Пищи, и на Рахи-Богатого, который торговал рыболовными крючками, шкурками и кремневыми орудиями; их выделывали ему бедняки, которых он впроголодь кормил за это в глухое зимнее время. Племя утверждало, что этим богачам и их злодеяниям покровительствовал вождь, которому они за покровительство отдавали львиную долю своей нечестной наживы, за что он возвышал их, приближал к себе и возвел даже в звание советников. Таким образом, каждый встречный должен был низко кланяться этим двум народным обиралам.

Ви обещал разобрать все дело и постараться прекратить безобразия.

Последнее, на что жаловалось племя, это то, как нарушают старинные обычаи. Если кто-нибудь убил дичь или поймал ее в капкан или ловушку, или нашел убитого зверя, годящегося в пищу, или изловил рыбу и хочет свою добычу спрятать на зиму, на него набрасывается шайка голодных бездельников, которые желают жить за счет работающих и ничего не делать. Добычу они отбирают.

Ви обещал разобрать и это дело.

Затем он объявил, что племя должно собраться в ближайшее полнолуние, и тогда он предложит племени для утверждения новые законы.

Между этим сборищем и полнолунием прошло семнадцать дней.

Все это время Ви думал. Он часами ходил по берегу в сопровождении одного только Пага (Аака презрительно называла карлика «тенью Ви») и постоянно с ним совещался. Когда этот срок стал приближаться к концу, Ви призвал к себе Урка-Престарелого, своего брата Моанангу и еще двух или трех людей. Он не позвал ни одного из советников Хенги, но зато выбранные им были всем известны как люди честные и трудолюбивые.

Все племя, охваченное любопытством, пыталось узнать от участников совещания, о чем это мог с ними советоваться вождь. Но люди ничего не говорили. Женщины, любопытные от природы, из кожи вон лезли и пускали в ход всевозможные хитрости, чтобы узнать то, чего добивалось все племя. Даже нежная и любящая Моанангу Тана приняла участие в этой охоте; она даже заявила мужу, что не будет ни разговаривать с ним, ни даже смотреть на него, покуда он ей всего не расскажет. Но он не рассказал ей ничего, и ничего не рассказали другие.