— Что скажешь, Мопо, о своем племени лангени? Было оно на поминках? Я не заметил! — спросил Чака.

Я отвечал, что не знаю, и Чака остался очень недоволен. В это время мы дошли до места, где черная скала образует большую, глубокую щель Ундонга-Лука-Татьяна. Скала спускается уступами, и с высоты открывается вид на всю страну. Чака уселся на краю бездны, размышляя. Оглядев местность, он увидел, массу мужчин, женщин, детей, идущих по равнине в направлении крааля Гибамаксегу.

— По цвету щитов, — сказал царь, — это племя лангени, твое племя, Мопо!

— Ты не ошибся, о царь! — ответил я. Тогда Чака послал гонцов, чтобы они вернули к нему племя лангени. Послал он гонцов и в крааль, шепнув им что-то, чего я не понял.

Он следил, как повернула назад черная лента людей, и спросил:

— Сколько их, Мопо?

— Не знаю, о Слон, я давно не видел их, но кажется, до трех полных отрядов!

— По-моему, больше, — сказал царь. — А как, по-твоему, Мопо, заполнит твое племя вот эту щель под нами? — Он кивнул на скалистую пропасть. Тут, отец мой, я весь задрожал, угадав намерение Чаки. Отвечать ему я не мог, язык мой прилип к гортани.

— Людей много, — продолжал Чака, — однако, бьюсь об заклад на пятьдесят голов скота, они не заполнят щель!

— Царь изволит шутить!

— Да, я шучу, Мопо, а ты, шутя, бейся об заклад!

— Воля царя священна, — пробормотал я, видя, что отказаться нельзя. А мое племя приближалось, его вел старец с белой головой и бородой. Вглядевшись, я узнал в нем отца своего Македама. Подойдя к царю, он отдал ему высшую честь: «Баете» и пал ниц на землю, громко славя его. Тысячи людей упали на колени, славя царя, казалось, гремит гром. Родитель мой Македам все лежал в пыли, распростертый царским могуществом. Чака повелел ему встать, ласково приветствовал его, все же остальные мои соплеменники не двигались, колотя лбами землю.

— Встань, Македам, дитя мое, встань, отец племени лангени! — сказал Чака. — Расскажи, почему ты опоздал на поминки?

— Долог наш путь, о царь, время коротко, к тому же женщины и дети сильно утомились!

— Довольно, дитя мое, я убежден, что ты горевал в душе, а также горевало твое племя. Скажи мне, все ли тут?

— Все тут, о Слон, все в сборе. Краали мои опустели, скот без пастырей бродит по холмам, птицы клюют заброшенные посевы!

— Так, Македам, так, верный слуга мой, я верю, что ты стремился погоревать со мной. Так слушай же: расположи племя по правую и по левую сторону от меня вдоль уступов, по самому краю расщелины!

Македам исполнил царский приказ, и никто из приближенных не догадывался, в чем тут дело, только я, изучивший злое сердце Чаки, все понял. Толпы народа рассыпались по склонам и покрыли всю траву. Когда все встали, Чака опять обратился к Македаму, повелел ему спуститься на дно пропасти и там завопить. Старец повиновался. Медленно, с большим трудом, полез он на дно. Оно было так глубоко, что свет едва проникал туда, волосы старца чуть белели издалека в надвигающемся мраке. Стоя внизу, он закричал, этот вопль долетел до толпы.