Пащенко проводил за ворота носилки с ранеными и старухой. Толпа вокруг ее дома выросла уже во много раз. Видимо, сюда, на окраину, сбежались не только жители. Осетинской слободки, но и прилегающих к ней городских улиц. Весть о том, что «накрыли банду», несмотря на такой ранний час, быстрее пожара пробежала по окраине города. Возбужденные люди не отрывали глаз от дома, гадая, что же происходит там: за плотно закрытыми ставнями окнами, за низкой узкой дверью, обменивались самыми фантастическими предположениями. А потом, когда к дому примчались две машины скорой помощи, мрачная фантазия толпы принялась рисовать самые жуткие картины. Предполагалось, что подвал дома сверху донизу забит трупами убитых бандитами людей, что в перестрелке с милицией бандиты погибли сами, но зато «уложили не одного милиционера». Робкие поправки очевидцев самых первых событий, которые видели только раненого полковника и его шофера, слегка задетого пулей, тонули в криках возмущенных опровергателей.

Обо всем этом рассказал Пащенко позже участковый инспектор, на чьем участке находился дом старухи. Ночью он дежурил в райотделе милиции, и как только узнал о случившемся, примчался на место происшествия.

Участковый едва сдержал внезапный порыв толпы, которая рванулась к калитке, как только в ней показались санитары с первыми носилками. На них лежала старуха. Лицо ее с перекошенным ртом и закрытыми глазами — казалось жутким серым пятном на фоне белизны простыни, которой были застелены носилки.

— У-у-у, старая сука, — прозвучал чей-то грубый женский голос. — Пригрела зверей лютых.

Эта реплика будто разорвала в клочья густое угрюмое молчание людей. Толпа разом ожила возмущенными, гневными криками, вскинутыми над головами руками. «Сволочи», «бандиты», «звери», «гады», «убийцы» — эти и множество подобных им слов, произносимых на русском, осетинском, грузинском, армянском языках, были понятны всем, потому что красноречивее слов выражали чувства людей их лица — гневные, непримиримые в своем праве судить бандитов беспощадным судом своей совести.

— Все, конец шайке! — пророкотал, покрывая шум толпы, огромного роста и толстый мужчина в пиджаке и тапочках на босу ногу, когда санитары загрузили в машину последние носилки. Он стоял в самом первом ряду.

— Еще лечить будут их, — сказала пожилая женщина, стоявшая совсем рядом с участковым инспектором.

Все услышали ее реплику, несмотря на то, что она не крикнула, а уронила негромко, как бы для себя одной. Но, видимо, выраженная женщиной мысль была общей, и когда она обрела звуковую, словесную форму, то на мгновение поразила толпу своей возмутительной парадоксальностью. Как можно лечить бандитов, которые приносили людям только смерть?! Толпа онемела от этого внезапного откровения и опомнилась только тогда, когда взревели моторы машин «скорой помощи».