— Она у меня имеется в письменном виде! — хлопнул себя Егорычев по внутреннему карману расстегнутого кителя. — Заверенная выписка из его служебной характеристики.

— Боюсь, что это не документ для суда, — с крайним сожалением заметил майор Цератод. — Никто не признает правомерным наш суд на основании какой-то выписки. Да ведь она, очевидно, написана по-немецки?

— По-немецки. Но мы с вами легко в ней разберемся.

— Нет, — сокрушенно покачал головой майор Цератод, — того, что мы сами разберемся, недостаточно для работы такой серьезной инстанции, как военный трибунал. Тут без официального переводчика никак не обойтись.

— Но где же мы тут можем достать официального переводчика? — сказал Егорычев, с трудом сдерживаясь, чтобы не наговорить грубостей. — Вы отлично знаете, что на острове Разочарования нет людей такой специальности!

— Вот это-то я и имею в виду! — вздохнул Цератод. — А без переводчика мы не имеем никакого права…

— А если бы даже этот документ и был должным образом переведен, — поддержал капитан Фламмери майора Цератода, — то о чем бы он, собственно, свидетельствовал? Что майор Фремденгут исправный и дисциплинированный эсэсовский офицер? Мы должны с вами быть настолько нелицеприятны, чтобы уважать даже неприятельского исправного офицера. Что гитлеровцы жестко, по-военному поступали с людьми, которые в военное время мешали нормальной работе их военных тылов, или с людьми, которых они вынуждены были в силу военных обстоятельств изолировать в концентрационных лагерях?

— Партизаны «мешали» захватчикам на своей родной земле! — вспылил Егорычев, но тут же немалым напряжением воли снова взял себя в руки. — И вы не хуже меня знаете, кого по каким причинам и на каких основаниях гитлеровцы сажали в концлагери и какие там царили зверские порядки!

— Ну, тут-то вы, дорогой Егорычев, совсем не правы! Нельзя же быть таким пристрастным! Порядок должен поддерживаться на фронте и в тылу. Он должен поддерживаться в равной степени и в детском саду, и в концентрационном лагере, и в балетной школе. В Англии — английский порядок, в России — русский, в Америке — американский, а в Германии, само собою разумеется, немецкий. Это логично. Против этого можно спорить, только потеряв способность мыслить беспристрастно.

Майор Цератод сказал:

— Вот именно, — и стал вытирать пот, обильно струившийся по его лицу. Он был рад, что теряет так много жидкости. Он рассчитывал потерять на этом подъеме не меньше двухсот, а то и все триста граммов.

— Я не могу, не хочу и не имею права мыслить беспристрастно, когда речь идет о варварах, ворвавшихся на мою родину и уничтоживших миллионы невинных советских людей! — сказал Егорычев.