О том, что с Белолюбским в тайгу ушел "Краслоголовый", Шелестов так же мог лишь предполагать, как и то, что "Красноголовый" появлялся на руднике не случайно. И теперь Шелестов думал, главным образом, о том, как поскорее нагнать Белолюбского и его спутника и схватить их. Тогда, возможно, многое неясное станет ясным. Ему не без основания казалось, что Белолюбский может дать нить, идя по которой, размотается весь этот запутанный клубок.
Шелестов подошел к спящему старшему лейтенанту и, тронув его за плечо рукой, позвал:
– Товарищ Ноговицын…
Летчик моментально вскочил, а за ним и механик. Оба они спросонья как-то смешно и оторопело выглядели. Оба, как по команде, зевнули и протерли заспанные глаза.
– Товарищ Ноговицын! Сможете ли вы сейчас вылететь в Якутск?
Ноговицын встал, вытянул по швам руки и бодро ответил:
– Для этого нужно только ваше приказание.
– Так вылетайте, не теряя времени. Вас опередит радиограмма, и на аэродром, возможно, подъедет полковник Грохотов. Короче говоря, к вашему прилету будет уже кое-что приготовлено и подвезено. Грузите все и айда обратно. Я бы хотел вас видеть здесь рано утром. Обернетесь?
Ноговицын нахмурил лоб и спокойно ответил:
– Обернусь, если не задержит Якутск или погода.
– За Якутск я ручаюсь, не задержит, а погода вас не испугает – это мне давно известно.
– Тогда рано утром я буду здесь. Разрешите отправиться?
– Да. Желаю успеха. Ни пуха, ни пера.
Ноговицын рассмеялся и начал натягивать торбаза.
– Чему вы смеетесь?
– Да вот этому русскому напутствию: "Ни пуха, ни пера". У меня отец-старик плохо говорит по-русски. Он где-то услышал вот эту поговорку, скорее всего от русских охотников, – это же охотники так говорят, – ну и запомнил ее. Запомнил, но плохо. И вот как-то провожал меня в далекий рейс, – я летел в бухту Тикси, – и, прощаясь со мной, сказал этак серьезно: "В пух тебе и прах". Вот уже было хохоту.
Шелестов, Быканыров и Эверстова тоже рассмеялись.
– Ну как, готов? – обратился Ноговицын к своему механику.
– Готов, можно и в небо, товарищ старший лейтенант, – ответил тот, затягивая "молнию" на комбинезоне.
Летчик и механик пожали всем руки, и, когда дверь за ними закрылась, Быканыров опять прилег на свою койку и сказал: