Светлый фон

Старик встряхнул головой, посмотрел внимательно и цокнул языком:

– Годы, друг… Годы. Всю жизнь я провел в тайге. Родился здесь. Меня знает каждое деревцо, каждый кустик. Тайга – шибко большое дело. Тайгу надо узнавать душой, сердцем. У тайги много тайн, и не всем раскрывает она свои тайны. Тайгу надо полюбить, очень крепко полюбить.

– Мне кажется, я ее уже полюбил, – весело отозвался Петренко. Нравится мне тайга. Чудесный край. А какая широта! Простору сколько, – и он раскинул руки.

– Хорошо, – похвалил Быканыров. – Ты полюбишь тайгу, и она тебя полюбит, и откроется тебе, и убережет тебя. Честному человеку хорошо в тайге, а худому – плохо. Худой человек обязательно пропадет в тайге. Совсем пропадет…

– Ну, пора ехать, – прервал Быканырова Шелестов.

Оленей вывели на след. Шелестов дал команду трогаться.

ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ

ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ

Надвигались сумерки. Крепчал мороз, и маленькими облачками от людей и оленей отрывался густой, сизый пар.

Шелестов считал, что уже пора останавливаться на ночевку, но место было неподходящее. След преступников вел наизволок по редколесью, где погуливал хотя и несильный, но при низкой температуре обжигающий ветерок.

Олени бежали уже не так весело, как днем. Они устали, и Шелестов их не понукал.

"Мои устали, а у меня два самых сильных, самых выносливых быка, рассуждал майор. – Значит, остальные и подавно устали".

Шелестов решил устроить первую ночевку в затишье, среди густой тайги, но удобного места, по его мнению, еще не было.

Когда нарты, въехали в распадок, густо поросший тальником, майор остановил оленей, и все подумали, что здесь и будет привал, но внезапно Шелестов потянулся к автомату.

Все насторожились. И лишь когда впереди с шуршащим звуком поднялся табун белых куропаток, стало ясно, какая дичь привлекла внимание майора.

– А я вообще не понимаю, как можно отличить от снега белую куропатку? – спросил Петренко. – Как это вы заметили, товарищ майор? Я сколько ни смотрю, ничего не вижу, а если и вижу, то лишь когда куропатки поднимутся.

– Привыкнешь, глаз приучишь, все будешь видеть, – ответил Быканыров. – Черные головки куропаток здорово видно. Снег белый, а они черные. И сидят они всегда головками против ветра, чтобы ветер перья им не лохматил. Птице ведь тоже холодно. А птица тоже ум имеет. Ты знаешь, как тетерев спит зимой?

– Понятия не имею, – признался Петренко. – Спит, наверное, как все спят, сядет поудобнее на ветку, глаза закроет и спит.

– О, нет, – заметил старик. – Тетерев хитрый. Он сядет высоко на дерево, сложит крылья и бух вниз в снег. Как камень. Уйдет глубоко, пророет норку вбок и спит.