– Да, правильно, – согласился старик. – Я и Пепеляева самого видел.
– А нас тогда еще и на свете не было, – сказала Эверстова.
Пока шла беседа, Надя осторожно запускала в котелок пельмени, они быстро закипели, дошел и глухарь.
– Ну, давайте кушать да отдыхать, – объявил, вставая, Шелестов. Есть будем в палатке. Заносите все туда.
В палатке было просторно, тепло и светло от раскалившейся печи. Все сняли шапки и кухлянки.
Расселись по правую сторону от входа. Эверстова поставила посередине котел с пельменями и раздала ложки.
Шелестов, прежде чем приступить к еде, подмигнул Эверстовой, и та без пояснений поняла команду. Она достала из мешка алюминиевый бидон с узким горлышком и начала разливать по эмалированным кружкам спирт.
– Сегодня можно двойную порцию. Условия, приближенные к фронтовым, сказал Шелестов.
Быканыров крякнул, потирая руки.
Эверстова наделила мужчин двойной порцией, а себе налила два-три глотка, да и те разбавила водой.
Все подняли кружки, и Петренко пошутил:
– Сто грамм за дам.
– За одну даму, – поправил Шелестов.
Шелестов сразу глотнул все, одним глотком. Петренко хотел последовать его примеру, но поперхнулся, закашлялся. Быканыров отпивал свою долю маленькими глотками, будто пил горячий чай, и после каждого глотка причмокивал. Эверстова еле одолела свою порцию и даже прослезилась.
– Спирт надо умеючи пить, – сказал Шелестов, принимаясь за пельмени. – И надо знать, когда пить.
– Как это понимать? – спросил Петренко.
– А так, – продолжал Шелестов. – Вот сейчас, после дороги, перед едой, перед отдыхом это даже полезно, а вот в дорогу – нельзя. Ведь ясно, что спирт не только возбуждает, придает аппетит, но еще и притупляет чувствительность. Хватишь на дорогу, и, кажется, мороз тебе нипочем, и в сон клонит, смотришь, и заснул, когда не надо, а то и отморозил что-нибудь. Недаром же есть поговорка: пьяному и море по колено…
– Правду говоришь, – сказал Быканыров. – В дорогу идешь – нельзя пить. Спирт уйдет – совсем холодно станет.
После пельменей дошла очередь до глухаря, Эверстова еле-еле разломала его на куски.
– Ну и птичка, – усмехнулась она.