– Джудит, – сказал он, – вы обворожительно прекрасны в этот вечер, и я понимаю отчаяние Гарри после вашего отказа.

– Неужели вам хотелось бы, Зверобой, чтобы я вышла за такого человека, как этот Генри Марч?

– Трудновато отвечать на это. Можно, впрочем, поручиться, что многие девушки на вашем месте предпочли бы его всякому другому мужу.

– Только не я. Джудит ни за какие блага в мире не будет Джудит Марч. Пусть лучше останется она тем, что есть: безо всякого имени.

– Но, по моему мнению, Джудит Бампо звучит ничуть не лучше Джудит Марч.

– Ах, Зверобой, до звуков ли тут? Всякий звук приятен, раз он удовлетворяет твоему желанию. Если бы Натти Бампо назывался Генри Марч, для меня было бы совершенно все равно и я любила бы это последнее имя точно так же, как могла бы ненавидеть фамилию Бампо, если бы ее носил человек с характером Генри Марча.

– Скажите, пожалуйста, ведь это в самом деле часто бывает. Знаете, у меня врожденное отвращение к змеям, и я ненавижу самое это слово, тем более что миссионеры говорили мне, будто при сотворении мира какая-то змея соблазнила первую женщину. Но, с тех пор как Чингачгук заслужил прозвище, которое он теперь носит, это же слово звучит в моих ушах приятнее, чем свист козодоя в тихий летний вечер.

– Это настолько верно, Зверобой, что меня, право, удивляет, почему вы считаете странным, что девушка, которая сама, быть может, недурна, вовсе не стремится, чтобы ее муж имел это действительное или мнимое преимущество. Для меня внешность мужчины ничего не значит, только бы лицо у него было такое же честное, как сердце.

– Может быть. Есть, однако, много людей, для которых внешние формы важнее всего на свете. Я очень рад, что вы смотрите на вещи с другой точки зрения.

– Стало быть, вас нисколько не удивит и то, что при выборе мужа я исключительно обращаю внимание на его внутренние свойства.

– Это хорошие слова, Джудит, да, это очень хорошие слова! Но уверены ли вы, что чувство согласится поддержать с ними компанию, если вам действительно будет предложен выбор? Если бы с одной стороны стоял изящный франт в красном кафтане, с головой, пахнущей, как копыта мускусного оленя, с лицом, гладким и цветущим, как ваше собственное, с руками, такими белыми и мягкими, как будто человек не обязан зарабатывать себе на хлеб в поте лица своего, и с походкой, такой легкой, какую могут создать только учителя танцев и беззаботное сердце, а с другой стороны стоял бы перед вами человек, проводивший дни свои под открытым небом, пока лоб его не стал таким же красным, как щеки, человек, пробиравшийся сквозь болота и заросли, пока руки его не огрубели, как кора дубов, под которыми он спит, человек, который брел по следам, оставленным дичью, пока походка его не стала такой же крадущейся, как у пантеры, и от которого не разит никаким приятным запахом, кроме того, какой дала ему сама природа в свежем дуновении лесов, – итак, если бы два таких человека стояли перед вами, как вы думаете, кому из них вы отдали бы предпочтение?