Пот градом катился с меня, проволока звенела, подскакивала и била по плечу и бедру. Порою я чувствовал острые уколы в ногах и безумно бившемся сердце, во рту у меня язык воспалился и распух от жажды. Время от времени я протирал измученные зноем глаза и, стараясь заглушить боль, кусал потрескавшиеся губы. Я спускался с такой быстротой, что, в случае падения, переломил бы все кости. Последний луч солнца озарил верхушку старого кактуса, под которым мы отдыхали, когда я достиг нашей долины.

Освободившись от своей ноши, я оглянулся вокруг; Гедфри нигде не было. Я тяжело поднялся и направился к ущелью, колени сгибались подо мною. У самого края, прислоненная к камню, стояла бутылка Гедфри; я жадно опорожнил ее и пришел в себя.

Подле камня догорал огонь и была заготовлена еще куча хвороста. С нее свешивался белый лоскут, обрывок одежды. При быстро угасавшем свете мне удалось прочесть написанное на нем обугленной веткой: «Вернусь к ночи, возможно, что приведу помощь». Какую помощь надеялся Годи найти в этой пустыне?

Я пополз к пропасти и стал звать. В ответ послышался слабый стон. В том месте, откуда Нэд свалился, находился камень, которого раньше не было. Я нащупал мягкую веревку, придерживаемую им и спускавшуюся в пропасть. Я потянул ее вверх. К концу ее была прикреплена бутылка Нэда; она оказалась опорожненной. Из этого можно было сделать два вывода: во-первых, что Нэду не так уж плохо, он мог еще двигаться и пить, во-вторых, что Гедфри напал на людей, или, во всяком случае, на место какой-нибудь стоянки, ибо одеяло, из которого он свил веревку, принадлежало не нам.

Я развернул проволоку и щипцами выгнул по концам ее крюки. Потом крикнул Нэду, чтобы он еще немного потерпел, что мы его скоро вытащим; на это не последовало никакого ответа. Ничего больше пока нельзя было сделать. Я уселся, съежившись, под защитой скалы и стал ждать.

С гор дул резкий ночной ветер; я дрожал в промокшей от пота одежде, но не мог даже развести огонь, потому что у меня не осталось больше ни одной спички.

Дрожа от холода, я улегся, прижимаясь к каменной глыбе, не успевшей остыть после жаркого дня и погрузился в полузабытье. Потом очнулся и стал прислушиваться. Как будто доносились какие-то голоса. Я приставил руки ко рту и громко закричал, но в ответ раздался лишь вой ветра в ущельях. О, если бы Годи, наконец, пришел! Как долго тянулась эта ночь… и как я устал… как смертельно устал… так тяжко было карабкаться сюда вверх… так мучительно давил этот проволочный круг… Да, но ведь это кончилось, я ведь добрался. Лучше не засыпать! Если бы Годи не изорвал одеяла, я мог бы укрыться, так холодно… холодно, точно в Канаде зимой… тут я заснул.