— Бенни выстрелил в гориллу почти в упор и попал ей прямо в грудь… вот сюда! — сказал он, показывая на себе место, куда попала пуля. — Я уже думал, что дело покончено. Не тут-то было! Она бросилась на нас, как симба (лев)… Все слышали это! Тогда Бенни хотел укрыться и, бросив свое ружье, начал удирать. Но соко, скрежеща зубами, нагнала его в три прыжка, обхватила своими длинными руками, вот так!.. и стала грызть ему лицо и плечи. Я слышал, как трещали ребра!.. Затем соко схватила ружье и сломала его пополам. Вот оно! — сказал он, поднимая винтовку.

— Анакуика куфа? Он умер? — спросил солдат, наклоняясь над лежащей на земле бесформенной окровавленной массой, которую представляло обезображенное тело его несчастного товарища.

— И со мной могло бы случиться то же самое. К счастью, у меня быстрые ноги! — прибавил он в качестве надгробного слова.

— Я страшно рассердился! — сказал Смольдерс Капеллю, который, перестав смеяться, внимательно слушал рассказ. — Видал ли ты когда-нибудь такого труса?

— Томбо, ты просто гонгои (подлец)! Разве можно было так удирать? — сказал я солдату. — Хорошо ты поступил, нечего сказать! Разве у тебя не было ружья? Ты также должен был выстрелить. Может быть горилла выпустила бы его…

— Алана манено! (Что делать!) — ответил философским тоном, пожимая плечами, Томбо. — Все равно это не помогло бы. Но этот подлый зверь не мог уйти далеко с пулей в груди… Мы, наверно, скоро найдем его!..

Горилла, действительно, не ушла далеко. На следующий день рабочие, расчищавшие лес для плантаций, в двухстах метрах от поста нашли в кустах ее труп. Они начали с того, что вырезали ей груди, которые по их мнению приносят счастье, после чего притащили убитую гориллу на пост, где солдаты, из коих первый был Томбо, отрезали ей нос и уши и искромсали ее всю ножами. Таким образом, Бенни был отомщен!..

— Что же касается зубов, то вот, посмотри! — и Смольдерс, вынув свои часы, показал громадный клык, висевший на цепочке в виде брелока вместе с когтями леопарда.

— Замечательно! — сказал Капелль. — А я то всегда думал, что это фамильное воспоминание. Но, как бы то ни было, а с такими клыками можно здорово обработать человека. И еще этот осел Конинк уверял, что горилла никогда не кусает!

— Не кусает! — прервал его Смольдерс. — Ты бы посмотрел на раны на плечах и на шее этого несчастного Бенни! А ведь горилла сделала это не вилкой! Как же, не кусает…

— Ну, а что же сделали с шкурой и с мясом? — спросил Капелль, который любил иногда заниматься энтомологией и которому туземцы приносили нанизанных на прутик насекомых, с оторванными по большей части крыльями и лапками.