Светлый фон

— Дело, конечно, хозяйское.

— Да, Игнаша! — спохватился Ивакин. — Можешь меня и по другому поводу поздравить — я все-таки женился!

— Поздравляю, — повторил я.

— Спасибо, спасибо! Вообще-то это дело надо было бы отметить. Мы же… не один год… И в школе, и в училище. — Ивакин посмотрел на часы: — Сейчас двенадцать десять…

— Ты извини, — нахмурился я, — но я очень спешу: у меня в половине первого важное деловое свидание. Одним словом — будь! Ну а Рине — привет!

Борис ошарашенно поглядел на меня:

— При чем тут Рина?

— Как при чем? Вы же поженились.

— Кто?

— Ты и Рина. Ведь год назад, когда мы кончали училище…

— Саша-Игнаша! — укоризненно и снисходительно пропел Ивакин, а я в это время почувствовал, что у меня замирает сердце. — Не надо вспоминать об увлечениях молодости. Мою жену зовут Лялечка. Идем познакомлю. Она меня здесь неподалеку в переулочке ждет. Между прочим — в собственной «Волге». А как все получилось? Банально просто! Мы, группа офицеров, как-то организовали поездку с нашей «точки» на взморье, в выходной день, конечно. Я завалился там в один ресторанчик… Уютные между прочим штучки — все эти заведения в Прибалтике, москвичам бы поучиться… Ну и познакомились. Она отдыхала в Дубултах в Доме творчества писателей.

— Она что — писательница?

— Мне только этого не хватало! Секретарша в издательстве. Зато папа у нее — фигура! Я неделю назад в Москву прикатил. Расписались честь честью. Обещает кое в чем посодействовать, чтобы дочку из Москвы выписывать не пришлось… — Ему, наверно, стало все-таки стыдно. — Не смотри на меня так. Я, Игнаша, ни уголовного преступления, ни партийного проступка не совершил. Каждый ищет, где лучше. Старо как мир. Вечером ждем гостей. Запиши адресок и телефончик — может, заскочишь. Все-таки однокашник, а?

— Нет, — соврал я. — У меня сегодня билет в Большой театр. Я там ни разу не был, и когда теперь…

— Жаль. — Борис, наверно, понял, что я соврал, но взглянул на меня виновато, — Осуждать, конечно, легко. И насчет любви тоже… Была у меня, Игнаша, любовь. Была у меня, а тебе, наверно, достанется. Если, конечно, теряться не будешь.

— Я что-то не понимаю…

— Ах, какой вы, подпоручик Игнатьев, непонятливый! — зло сказал Ивакин. — Мадемуазель Александрина, насколько я понял из наших давних разговоров и из единственного полученного от нее за это время письма, имеет виды на вас.

— Ерунда! И вообще… Не надо, понял? Ничего не надо говорить о Рине, понял?

— Как не понять! Эх-хе-хе! Дурачок ты, Игнаша! Наивненький мальчик. Идеалист. Между прочим, у нас в батарее закон: бабы не стоят настоящей мужской дружбы, и ради них ею жертвовать нельзя. Советую и тебе придерживаться такого закона. Все они…