Вечером, раскладывая вещи, я достал портрет Рины. Нет, не новый — тот самый набросок, который был все время со мной, и повесил на стену над своей койкой.
— Что за краля? — спросил Нагорный, усмехнувшись. — Прекрасная незнакомка семидесятых годов двадцатого века?
Вместо меня ему ответил Моложаев, который уже все знал:
— Это Сашина невеста. А посему без шуточек.
— Ясно, — почему-то нахмурился Нагорный. — Значит, святой лик?
— Вот именно, — подтвердил Моложаев, — святой.
И НЕСКОЛЬКО СЛОВ В ЗАКЛЮЧЕНИЕ
И НЕСКОЛЬКО СЛОВ В ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Рина пишет мне теперь регулярно, хотя и не часто. Иногда, вспоминая старое, называет меня «толстокожим дурачком». Но я не обижаюсь. Наоборот: я беспредельно счастлив.
За час до моего отъезда из Москвы Алексей Петрович привез мне надлежаще оформленную рекомендацию, и я давно уже член партии, причем капитан Батурин, которого снова избрали секретарем партбюро, не обделяет меня партийными поручениями.
Капитан Лялько сдал экзамены в академию, а Виталий Броварич — в высшую школу милиции. Оба иногда пишут мне, Броварич — чаще. Осенью уволилась Кривожихин и Донцов, можно считать, что весь личный состав у нас обновился. Только у Нагорного, пожалуй, никаких перемен.
Борис и Глеб Никишины стали что-то часто расспрашивать меня об училище, которое я закончил.
— Поступать, что ли, хотите?
— Еще окончательно не решили, товарищ лейтенант, — разглаживая усы, сказал Глеб. — Но подумываем, если честно. Время подумать есть — до подачи документов далеко. А вы как — рекомендуете?
— Ну… такие вещи нужно самим решать. Я вот когда-то решил и, как видите, пока ни о чем не жалею.
Где-то в середине лета прошел у нас слух, что майора Колодяжного собираются куда-то переводить с повышением, но он якобы отказался, а две недели назад неожиданно вызвали «в верха» нашего «хозяина» — подполковника Мельникова: тут дело связывают с переходом на освоение нового комплекса. Но все будет ясно, когда командир дивизиона вернется. Мы, конечно, хотим работать на новой, более совершенной технике, но нашего желания, как вы понимаете, недостаточно — право на это нужно заслужить. Заслужили ли мы его?
Что будет дальше? Не знаю, может быть, я когда-нибудь напишу об этом — о том, что было дальше.
Да — чуть не забыл: я все-таки видел северное сияние! Видел! Ночью, дня за три до Нового года. Меня будто что-то толкнуло, я проснулся, а за окном уже бушевали в зимнем небе над кедрами неповторимые краски, всплески неземного космического света… Описывать это чудо я не берусь — его надо видеть собственными глазами.