…Лес молчал. Меняшкин немного переждал, поднялся на локти, осмотрелся. Впереди было открытое место. А дальше, в двадцати шагах — спасительный рубеж. Снова прислушался: под скалой тишина. «Живы ли? — и, изловчившись, приготовился. — Сейчас, друзья, я вас сверху прикрою! Только бы добраться до вершины скалы!» Оперся на руки, пружинисто подскочил, бросился вперед. И когда цель была совсем рядом — еще два-три шага, воздух прорезала пулеметная очередь. Обожгло кисть правой руки, расщепило ложе автомата, а затем невыносимая боль пронзила спину… Меняшкин, орошая землю кровью, беспомощно сполз на дно высохшего ручья.
Под скалой на бандитские выстрелы тоже больше не отвечали.
Бандеровцы зашевелились.
— Полезай, Мотыль, на скалу, посмотри, что там, — приказал Штудер.
Связной возвратился. Доложил:
— Ничего, друже, со скалы не видно…
— Тогда на, бери! — И Штудер сунул в руки долговязому парню гранату. — Швырни ее под скалу! Если только они живы…
Мотыль снова перешел речку, пробрался лесом по склону горы и бросил гранату под скалу.
Эхо взрыва раскололо тишину… Бандиты один за другим выползли из лесу и полезли к завалу.
…Новожилов почувствовал, как на плечи ему что-то навалилось. Обернулся. Сердце сжалось от боли, когда увидел тяжело раненного Большакова. С силой прижал к себе окровавленную кудрявую голову капитана, тревожно прошептал:
— Петро, что с тобой? Слышишь, братишка, не умирай!.. Слышишь? На, возьми! — Поднял с земли автомат, взял руку друга, вложил в нее приклад.
Большаков раскрыл глаза, крепко стиснул обеими руками оружие и, превозмогая боль, процедил:
— Нет, гады, так дешево жизнь я не отдам!
Привстал из-за камня и выстрелил в приближавшегося бандита. Но силы оставили его. Автомат выпал из рук…
Майор подхватил падающего друга, осторожно опустил на камни. Большаков был мертв. Новожилов схватил автомат. Почувствовал тепло приклада, которого только что касались руки Петра, и автомат задрожал в цепких пальцах. Новожилов стрелял только по видимой цели: экономил патроны. Вскоре ему обожгло левое плечо, затем — голову. От нестерпимой боли слепли глаза, но он все еще продолжал стрелять по бандитам короткими очередями.
И вот наступил момент, когда был израсходован последний патрон. Оставалась одна лишь граната. Новожилов залег за камень.
Снова наступила тишина, тишина обманчивая, тревожная.
Старый, сжимая в руках удавку, давал последние указания:
— Не стрелять! Взять живьем! Я сам прикончу!
Серо-желтые глаза бандита загорелись мрачным огнем. Приказал выпить всем еще по чарке самогона — «для храбрости».