Пение раздавалось из следующей комнаты.

Человек-обезьяна быстро вскарабкался на галлерею, нырнул в пролом стене и очутился прямо над головами певцов.

Он бесшумно лег, укрывшись за каменным ограждением, оплетенным вьюнками. Сквозь пробитый потолок в верхнюю часть зала исподволь прокрадывались джунгли, но его нижняя часть содержалась в порядке и чистоте.

Там, внизу, на сверкающем каменном полу стояли двумя рядами мужчины и женщины в просторных белых одеждах, с золотыми чашами в руках, и тянули торжественно-однообразный мотив.

Лица этих людей никак нельзя было назвать привлекательными: бледная нездоровая кожа, тусклые волосы, узкие лбы и скошенные подбородки говорили о том, что много поколений близкородственных браков привели к вырождению некогда великой расы, создавшей величественный храм и другие здания Опара. Только несколько женщин сохранили некоторую миловидность; а самую молодую из них, стоявшую возле черного каменного алтаря, можно было даже назвать красивой…

Вдруг Тарзан вздрогнул и приподнялся: на лбу этой высокой черноволосой красавицы, одетой в леопардовую шкуру, чернели расположенные треугольником три крупные родинки.

То была Лэ, младшая сестра целительницы Лао! Но минуту спустя другое открытие заставило неистово заколотиться сердце человека-обезьяны: когда верховная жрица вытащила из-за пояса нож, он узнал в ней женщину из своего видения, направлявшую клинок в сердце распростертой на алтаре Джейн Портер!

Задохнувшись, человек-обезьяна быстро посмотрел туда, куда устремились взоры всех мужчин и женщин: нет, в дверь комнаты вводили не светловолосую девушку, а быка из породы круторогих гигантов, пасущихся в джунглях возле туземных деревень.

Обычай требовал, чтобы за день до человеческого жертвоприношения на алтарь пролилась звериная кровь: тогда боги, войдя во вкус, благосклоннее примут кровь человека.

Лэ, верховная жрица Опара, ждала, когда быка подведут к алтарю и оглушат ударом дубины. После этого она острым ножом взрежет ему горло, и жрецы подставят золотые чаши под дымящуюся алую струю.

До сих пор Лэ еще ни разу не возглавляла жертвоприношения крупных животных, эту обязанность всегда выполняла ее старшая сестра Лао. Пока двое жрецов вели к алтарю черного остророгого великана, девушка старалась придать своему лицу торжественно-гордое выражение, какое всегда видела в таких случаях на лице сестры — но сердце Лэ колотилось очень быстро, и нож слегка подрагивал в ее руке.

Одурманенный дымом наркотика бык шел медленно и покорно, ходульно передвигая ноги.

С высокомерным видом Лэ ждала, когда самый сильный из жрецов обрушит на рогатую крутолобую голову окованную золотом дубину…