— Недооценка силы врага свойственна многим нашим военным, — сказал Окура спокойно. — Надо смотреть на вещи реально. Все мы должны признать, что в области авиации, танков и химии русские пока еще превосходят нас. Германия не может нам не помочь в этом деле. Этого требуют общие интересы.

— Мой бог, но разве Германия отказывается от помощи? — воскликнул Шерхен, оглядываясь на военного атташе. — Директора крупнейших японских фирм, вроде «Цугами Сейсондзио», могли бы вам рассказать очень много. Слова у нас не расходятся с делом.

— Мощь и единство народов Советского Союза весьма сомнительны, — сказал атташе. — Здесь я могу говорить открыто, так как вам это тоже известно, — наш фюрер сумел найти союзников даже в Москве…

— О да, этот путь дает нам большие шансы, — согласился Окура. — Представитель партии Троцкого в Токио господин Эккерт, с которым мне пришлось на днях разговаривать, уверяет, что, в случае прихода к власти их блока, Россия охотно уступит нам крафутскую нефть, Камчатку, Приморье и Приамурье.

— У ваших военных слишком большой аппетит, — пошутил атташе. — Германия согласна удовлетвориться одной Украиной и кое-какой контрибуцией.

Все засмеялись. Шерхен взглянул на часы и заторопился в отель, где ему предстоял еще один деловой разговор с директором консорциума «Яоуда». Военный атташе ушел вместе с ним.

Окура и Каваками остались одни. Майор по-прежнему сидел в кресле, полузакрыв веки, отпивая из чашки медленными глотками душистый розовый чай. Барон Окура молча курил папиросу, продолжая сосредоточенно рассматривать карту Китая.

— Пора, наконец, перейти в наступление, Кейси, — сказал майор. — Пользуясь предвыборной обстановкой, группа «Тоицу» и «Дзенкоку Хиогикай» объединились с «Сякай Тайсюто» и повели борьбу за создание народного фронта. Если мы не побьем их заранее, провал на выборах неизбежен.

Окура искоса посмотрел на зятя. Рука его тяжело опустилась на край стола.

— Твой план неплох, но где доказательства? Из них не сознался еще ни один и вряд ли сознается! Такие люди упорны.

Майор испугался, что чувство к женщине победит. Тогда он решил разрубить обоюдные колебания твердым и резким ударом по самолюбию. Он наклонился слегка вперед, уперся локтями в широкие ручки кресла и с насмешкой ответил:

— Если ты перестанешь сентиментальничать со своей бывшей учительницей, доказательства будут.

Широкие брови Окуры сдвинулись еще резче, обозначив на покатом лбу целую сеть мелких складок. Каваками, заметив его недовольство, смягчил тон и продолжал уже без иронии:

— Пойми, Кейси: когда перед японцем стоит вопрос о спасении родины, не существует ни милосердия, ни жестокости. Есть только преданность императору и долг перед нацией. Ты сам когда-то учил меня этому!.. Наши разоблачения вызовут в массах гнев против социалистов и профсоюзов, поднимут престиж армии, а самое главное — позволят нам передушить всех врагов священной войны за овладение Азией.