— Капитан Амакасу! — прошептала она, прижимаясь спиной к стене.

На секунду ей показалось, что кошмар повторился; что в камере стоит не Окура, а страшный убийца семьи Осуги, призрак которого мучил ее всю эту ночь в изнуряющих сновидениях, близких к галлюцинациям,

— Не бойтесь, — повторил снова барон. — Если вы мне доверитесь и перестанете скрывать правду, я помогу вам спастись от вечного погребения в тюрьме. Нужно лишь подтвердить перед следователем показания вашей подруги Сумиэ, что на террор вас натолкнули социалисты из группы «Тоицу». Признание спасет вашу жизнь. По моей просьбе кейсицйо вышлет вас вместе с братом за пределы Японии, и этим кончится для вас все.

Эрна молчала, все еще находясь под впечатлением тягостного кошмара, как бы повторенного теперь этим таинственным появлением человека, виновного во всех ее муках. Когда же она поняла смысл его слов и настоящую цель прихода, ужас ее рассеялся. Никакого призрака не было. Перед нею стояло реальное существо- двуличный японский аристократ, надменный и лживый, предлагая ей совершить ту же подлость, ту же позорную сделку с совестью, которой от нее тщетно добивались в течение всех этих дней следователь и полиция.

— Уйдите, — сказала она. — Я не хочу разговаривать с вами. Вы мне глубоко противны.

На ее бледном лице вспыхнула краска негодования. Она продолжала стоять у стены, но уже в другой позе, — вся подобравшись и выпрямившись, с гордо поднятой соловой, бесстрашно и гневно глядя барону прямо в глаза. Узкие длинные ее пальцы были стиснуты в кулаки, грудь учащенно дышала. Эта поза и грубый серый халат, который тюремщики заставляли ее носить вместо платья, придавали Теперь ее похудевшей девичьей фигуре суровое величие.

— Уйдите, — повторила она. — Таким, как вы, плюют в лицо!

Она шагнула вперед, искривив губы, как будто собираясь исполнить свое намерение. Барон Окура остался невозмутимым, только лежавшая на эфесе сабли рука прижалась к оружию, еще плотнее.

— Вы говорите, как враг, — удивился он грустно. — Странно. У меня, кажется, больше причин относиться к вам плохо. За мои глубокие чувства вы отплатили ядом…

— Не притворяйтесь хоть здесь! — воскликнула Эрна. — Вам, вашей партии было необходимо оклеветать рабочую общественность, оправдать в глазах нации вашу грязную фашистскую деятельность, чудовищные преследования лучших людей страны, и вы придумали мнимую связь их с несуществующими заграничными террористами, вроде меня и брата…

Девушка вложила в последние слова такую силу гнева и отвращения, что барон Окура весь посерел. Лицо его, застывшее в деланном равнодушии, искривилось злобной гримасой, но он попытался переломить себя еще раз.