«Всего лишь три метра отделяют меня от палаты, где лежит раненая Дениз. Может быть, радость встречи помогла бы ей поскорее выздороветь», — подумал Тиль.
А часовые уже толкали его к лестнице. Сопровождавшим американского полковника офицерам и врачам явно понравился этот спектакль, и они улыбались.
Сеген зло заговорил, но полковник уже не слушал его.
Спускаясь по лестнице, Тиль оглянулся и крикнул Полю:
— Я теперь знаю, каким путем мне идти. Вы меня научили. В конце этого пути я обрету настоящую свободу… Передайте Дениз привет от меня… И вам, камарад, мерси… За все, за все…
Часовые подталкивали Тиля вниз.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Вот уже несколько часов американские батареи обстреливали населенный пункт Шато д’Обри. Не один флаг Красного Креста был сбит со здания, в котором размещался госпиталь, но и после водружения нового флага обстрел не прекращался. В эфир открытым текстом беспрерывно летели слова: «В Шато размещен госпиталь, в котором находятся раненые. Просим прекратить огонь! Просим…»
Но противник не только не прекращал огня, но даже усилил его. Многие раненые погибли…
Делая огромные прыжки, Генгенбах миновал истерзанный кустарник. Добежав до тяжелой двери, которая вела в башню, остановился, чтобы перевести дыхание. Открыв дверь, с трудом стал протискиваться сквозь толпу недовольно ворчащих солдат и офицеров, которые бросали на него злые взгляды, готовые пойти на все, если кто-нибудь осмелится покушаться на их убежище.
Гранитных ступеней, которые вели в башню, не было видно: так густо облепили их солдаты. Обер-лейтенант оглянулся: он кого-то искал. Взгляд его остановился на Клазене, который сидел на ступеньке, безучастный ко всему. А двумя ступеньками выше сидел вахтмайстер Линдеман, прислонившись к стене. На коленях у него лежала карта, на которую он наносил границы котла. Ефрейтор Мюнхоф спал рядом, на его бледном лице застыло выражение отрешенности. На вид ему можно было дать лет семнадцать. Обер-лейтенант осторожно перешагивал через солдат, боясь наступить на кого-нибудь. «Почему я считаю Мюнхофа хорошим парнем? Не потому ли, что он всегда сначала обдумывал приказ, а потом выполнял его?» — подумал Генгенбах.
Увидев знакомого, Клазен несколько ожил, в глазах его появился блеск. Он пробормотал:
— Я уже думал…
— …что Генгенбах никогда не вернется, что он сбежал, так, да?
— У тебя всегда что-нибудь да случается. А я вот скоро загнусь, — пробормотал Клазен, махнув левой рукой, перевязанной грязной тряпкой, сквозь которую просочилась кровь.