— Неудобно как–то…

— Неудобно на потолке спать — одеяло падает… Входите! — потянул я его за мокрый рукав. — Шинель просушим… Чаю выпьем… А может, покрепче чего? — достал я из буфета начатую бутылку «Экстры».

— Предложение актуальное, я поддерживаю, — в тон мне ответил гость.

— Рад выпить с морским офицером, — расставляя рюмки, заметил я. — Будем знакомы: Геннадий, бывший подводник, ракетчик…

— Олег, офицер штаба флота, — представился он, — тоже приходилось ходить на лодках в автономные плавания.

У нас завязался доверительный разговор о флотской службе, в которой нашли много общего. Почти час просидели на кухне, мирно беседуя, и как настоящие джентльмены, ни единым словом не обмолвились о Любе. Зачем? Всё и так ясно.

Скоро мы спали под одним одеялом — голова к голове. Два молочных брата. Титьку–то одну сосали. Он засунул руку под подушку, наткнулся на мой пистолет, вздрогнул от удивления, вопросительно посмотрел на меня.

— Не беспокойся… Я — оперуполномоченный уголовного розыска.

Лежащий рядом гость расхохотался.

— Чего смеёшься, Олег?

— А я — оперуполномоченный особого отдела…

Да-а… Чего только в жизни не бывает…

Утром пришла Люба с работы, и я рассказал ей о госте. Она испуганно глянула на меня, ища следы ревности на моём лице, но я не выразил таковой.

— И вы… спали вместе?!

— Как два закадычных друга… В такую погоду и собака на улице не ночует… Не гнать же приличного человека на проливной дождь… Тем более, моряка…

Люба вдруг разразилась смехом. Потом, счастливо улыбаясь, обняла меня и крепко поцеловала.

— Знаешь… Я тебя ещё больше люблю…

Наученная горьким опытом жизни с первым мужем–алкоголиком, она изо всех сил старалась угодить мне, проявляла нежную заботу и чуткое внимание. Жить бы мне да поживать, добра наживать, катаясь как сыр в масле, мотаться днём по городу, вылавливая преступников, а ночью спать, уткнув нос между её грудей. Но во Владивосток прикатила моя мать. Люба встретила её приветливо, назвала мамой. Но мать лишь горестно вздыхала и наедине выговаривала мне:

— Порадовал, сынок, нечего сказать… Ведь она — женщина! У неё ребёнок! Оставь её, пока не поздно. У тебя будут свои дети. Зачем растить чужих?

Она уехала, увозя с собой метровой длины чавычу, купленную мною по блату в рыбном магазине на деньги, занятые до получки у Вадима Мицкевича. После её отъезда на душе остался неприятный осадок. Проживание в комнате Любы начало тяготить меня. Тайком, словно вор, я прихватил свой чемодан и подло сбежал.