Весной приходили ко мне друзья — подводники с «К-136» Саня Иванишко и Толя Широкопояс.

— Выручай! — сказали. — Две повестки нужны фифам нашим для отмаза за прогул на работу… Гульнули мы, понимаешь…

— Подведёте меня под монастырь…

— Да не боись… Всё будет шито–крыто…

— Ладно… Есть у меня одна висячка нераскрытая… Драка не установленных хулиганов, избивших таксиста… Пусть ваши фифочки скажут, если спросят их, что опер вызывал в отдел, спрашивал о драке возле ресторана… Показать повестки мастеру цеха, порвать и выбросить.

Вроде, всё понятно объяснил. Но кто мог подумать, что у подружек достанет ума предъявить повестки в бухгалтерию для оплаты?

— Мы были свидетельницами убийства, — похвалились они главбуху. Тот не поверил, переслал повестки в УВД Примкрайисполкома, оттуда с резолюцией «Разобраться и доложить» бумажки бумерангами вернулись туда, откуда вылетели — в Первореченский РОМ.

И карусель закрутилась. Теперь уже со мной.

Я вину признал к вящей радости Капустина. Мне «поставили на вид», что вызвало кислую мину замполита. Он жаждал более сурового взыскания.

На том заседание суда офицерской чести закончилось.

В тот день меня ждал ещё один «сюрприз»: глубокой ночью я выехал на машине опергруппы к железнодорожной опоре на Второй речке, на которой свёл счёты с жизнью некий тихий алкоголик. Судмедэксперт осмотрел висельника, и районный прокурор распорядился доставить труп в морг. Я изловил грузовик–самосвал. Проводник служебно–розыскной собаки помог мне забросить «жмура» в кузов самосвала. Я сел в кабину, и мы покатили.

В глухом дворе горбольницы, как в загоне у деревенской конюшни — темно и тихо. Стоило трудов отыскать сторожа. Явился полупьяный дед.

— Чего стучите?

— Где морг? Кто примет висельника?

— Кто ж примет его? Сами затаскивайте… Вон в подвал спустишься… Там дверь откроешь… Свет включишь … Где место сыщите, там и кладите.

И он ушёл в каморку, нисколько не озабоченный моей проблемой.

— Я не буду таскать мертвеца… Больно надо, — закуривая, заявил шофёр.

— Подними кузов, вывали горемыку на землю, а уж я сам как–нибудь…

— Это ничего… Это мы можем…, — включая мотор, сказал водитель.

Кузов поднялся. К моим ногам вместе с остатками щебня свалился несчастный самоубийца.