Девица под шумок слиняла, и наша благонамеренная схватка превратилась в обычную драку подвыпивших хулиганов.
Перевес был явно в нашу пользу, но опять откуда ни возьмись набежали дружинники, зажали нас. Один из них втихоря ломал мне мизинец. Не желая сопротивляться, чтобы не навлечь на себя беды, я терпел, и неизвестно, чем бы всё кончилось, но подошёл участковый уполномоченный Мишка Клызуб, узнал меня.
— Генаха! Ты?! — удивлённо воскликнул младший лейтенант.
Мы обнялись, как старые добрые друзья.
— Пойдём, Мишель, с нами в «Ромашку»…
— Не могу, сам понимаешь, при исполнении…
Мишка, Мишка… Хороший, добрый, отзывчивый человек, красивый лицом и душой. Когда я работал опером, занимал у него деньги. Мишка, испытывая и сам крайнюю нужду, ни разу не отказал. Иногда приглашал к себе на скромный обед. Ничто не предвещало страшную беду.
Но однажды — это случилось несколькими годами позже, Мишка пришёл домой и застал в постелях жену и дочь с любовниками. Сгоряча выхватил из кобуры пистолет и расстрелял всех.
За столь тяжкое преступление полагалась высшая мера наказания, но судьи учли состояние аффекта и дали Мишке пятнадцать лет.
А в тот вечер мы с другом сидели в «Ромашке», выпивали за Мишку, так кстати выручившего нас, и танцевали с двумя обаятельными женщинами.
Потом продолжили вечер в квартире одной из них, оказавшейся врачом–терапевтом.
В шифоньере зеленел майорский мундир с медалями.
Ночью меня кусали клопы, и пальцы любвеобильной офицерской жены ощупывали меня всего.
— Вот эта жилка — предстательная железа, — комментировала она свои познания в медицине.
Её подруга — недавняя выпускница медучилища, уроки анатомии преподносила Виктору.
Уже в каюте китобазы Виктор, вспоминая перипетии прошедшего вечера, согнул руку в локте, и улыбаясь, больше констатировал, чем спросил:
— В стране отцов я был не из последних молодцов… Как считаешь, дружище?
Помнишь ли ты сейчас, господин транспортный прокурор, о наших бедах–победах теперь уже далёких семидесятых лет?