Меня определили на элеватор вручную разгружать автомобили с душистой, только что подвезённой от комбайнов пшеницей. Я влезал на грузовик, открывал боковой борт и плицей выгребал зерно из кузова. Водители–солдаты, заигрывая с девицами–весовщицами, не помогали мне. Я один разгружал за смену до тридцати машин. Уставал до того, что, спрыгивая с машины на кучу зерна, валился замертво. На отдых не оставалось даже минуты. Лишь отъезжала порожняя машина, как её место сразу занимала гружёная. Я взбирался на неё, махал плицей, а за мной стояли в очереди ещё десятки автомобилей.

— Что стоим? — кричали водители–солдаты, откомандированные из воинских частей на хлебоуборку. Они спешили к деревенским зазнобам на свидания, курили и нервничали от ожидания.

— Да вот студент прохладной жизни задерживает всех, не торопится, — отвечали ближние в очереди.

— Эй, студент! А ну, шевелись! — орали мне.

Я задыхался. «Ничего себе — студент прохладной жизни, — думал я, обливаясь потом, — упаду, не встану».

Иной солдат, торопясь на свидание к местной красавице, случалось, не выдерживал смотреть на паренька, еле держащегося на ногах, утонувших в пшенице. Запрыгивал в кузов, выхватывал из моих рук плицу, по–молодецки вымахивал зерно из кузова. Торопливо закрывал борт, вскакивал в кабину и давал по газам. Пока солдат работал, я падал на кучу зерна, успокаивал дыхание. Но лишь машина отъезжала, как тотчас раздавался насмешливый окрик:

— Эй, студент прохладной жизни! Хватит прохлаждаться! Бока отлежишь!

Не знаю, почему я там не послал всех далеко и ещё дальше, а продолжал надрываться. Совестно было бросить, убежать, когда машины подъезжали одна за другой. Я молотил плицей, а сердце бешено колотилось. Как на беговой дистанции, когда до финиша далеко, а ты уже скис, хрипло дышишь и думаешь, как бы не упасть на виду у всех.

Тот каторжный месяц я выдержал, питаясь жареной в кочегарке пшеницей, конопляными семенами и кукурузой, привозимой с поля солдатами.

В кассе элеватора мне выдали мизерную зарплату: двести семьдесят рублей. Я уже говорил: применительно к нынешнему курсу — двадцать семь долларов. Не сомневаюсь, что в бухгалтерии меня обдурили. К тому же, пьяница–мастер не добросовестно, а бы как, закрыл мои наряды на работу. Ведь, бухгалтер начисляет как: «Ага, написано в наряде: «выгрузка» — тариф такой–то». И всё. Больше ни копеечки не добавит. А мог мастер не полениться и сделать подробный расклад, как–то: «разгрузка автомобилей с перекидкой зерна, переброской от края кучи и перелопачиванием бурта, выметанием кузовов, открытием и закрытием бортов». Оно, глядишь, и набежало бы не только на зауженные брюки и лыжный костюм, которые я купил на эти гроши, заработанные в прямом смысле кровавыми ладонями и потом, но и на другие нужные мне вещи.