— Осторожнее, опрокинемся, — испугался я, упираясь ногами в землю. Однако, она продолжала раскачивать скамью, готовую вот–вот перевернуться. Дело принимало серьёзный оборот: либо смогу удержать лавку и не дать нам упасть на газон. Либо эта громоздкая садовая махина грохнется наземь, и мы свалимся на мелкую траву. Неужели она испытывает мою силу? Удержу или не удержу? Я изо всех сил старался не дать ей уронить скамью, упирался ногами, сдерживая качания. Наконец, ей надоело. Она встала, одёрнула платье, подняла упавшую на траву шляпку, взяла сумочку.

— Будь здоров, будущий моряк! Не кашляй!

— Мы завтра встретимся? — потянулся я к ней с поцелуем.

— Ни завтра, ни послезавтра и никогда! — сухо отрезала она, отстраняясь. Иронично усмехнулась.

— Телёнок! Не провожай меня.

Она ушла в темноту сквера. Светло–голубое платье с минуту ещё призрачно белело, и постукивали по дорожке железные набойки шпилек. Потом видение пропало, и всё стихло. Я тоскливо посмотрел на лежащий на скамье растрёпанный букет сирени, похожий на веник. Вздохнул, сожалея о напрасно потраченных деньгах. Пошёл наугад, в сторону залитых светом больших домов, за окнами которых была счастливая жизнь. С мягкими плюшевыми креслами, пуховыми подушками в кружевных рюшах, с тёплыми пижамами и тапочками, с вазочками, полными печенья на круглом столе, покрытом скатертью с кистями. С книгами в золочёных переплётах, стоящими длинными рядами на полках шкафов. С ворсистыми коврами на блестящем паркете. На диване, рядом с подушечкой — «думочкой» мурлычет усатый кот, а на домотканом коврике в углу дремлет собака. Охотничья. Пойнтер. Или нет, лучше спаниель. Ребятишки строят из кубиков дом. Дедушка читает газету. Нет, дедушку не надо. И бабушку тоже. Молодая женщина и молодой мужчина, улыбаясь друг другу, пьют чай. Да, ещё розы в хрустальной вазе! Яблоки в плетёнке! Теперь, кажется, всё, что видится мне за теми ярко освещёнными квадратиками окон.

О комнате в общежитии строителей на Поселковой думать не хотелось. В этот поздний, благодатный летний вечер в ней не найти и чёрствой хлебной корки. Но не будем унывать! Что значат залитые светом окна, а за ними — нарисованная мною сказочно–прекрасная, идиллическая жизнь, в сравнении с океанскими просторами, которые скоро откроются мне?!

До призыва оставалось три дня. Я провёл их в Боровлянке. Впервые подержал на руках маленькую Людку — четвёртую по счёту сестру. Ей было чуть больше годика. И она не замедлила обмочить мою белую шёлковую сорочку. Людка родилась 23 февраля, в день Советской армии и Военно–морского флота.