— Тс! — сказал Бреттоне. — Только железная рука нашего брата может управлять этим народом; и если мы предаем Риенцо, то также предаем и его врагов, баронов. Полно об этом! Я имею вести от Монреаля; он через несколько дней будет в Риме.

— А потом?

— Сенатор будет ослаблен баронами, а бароны — сенатором; и тогда наши северные воины захватят Капитолий и солдаты, рассыпанные теперь по Италии, стекутся под знамя великого вождя. Монреаль сперва должен быть подестой, а потом королем Рима.

Аримбальдо беспокойно задвигался на своем стуле, и братья больше уже не говорили о своих планах.

Положение Риенцо было именно такое, какое наиболее способствует раздражению и ожесточению самой прекрасной натуры. Обладая умом, способным на величайшие предприятия, и сердцем, которое билось возвышеннейшими чувствами; возведенный на светлую вершину власти и окруженный сладкоречивыми льстецами, он не знал между людьми ни одной души, на которую мог бы положиться. Войско состояло из торговцев и ремесленников, которые желали наслаждаться плодами свободы, не обрабатывая почвы; которые ожидали, чтобы один человек сделал в один день то, чего много даже для борьбы целого поколения. Рим не дал сенатору добровольной помощи ни натурой, ни деньгами. Риенцо хорошо понимал опасность, окружающую правителя, который защищает свое государство мечами чужеземцев. Его самым пламенным желанием и самой восторженной мечтой было — учредить в Риме войско из волонтеров, которые, защищая его, могли бы защищать себя. Он хотел, чтобы это было не такое войско, как во время прежнего его управления, а регулярная, хорошо дисциплинированная и надежная армия, довольно многочисленная, по крайней мере для обороны, если не для нападения.

Другой причиной горя и печали для человека, который, в силу опасностей своего общественного положения, имел особенную нужду в поддержке и симпатии своих личных друзей, было то, что он растерял своих помощников за время вынужденного своего отсутствия. Некоторые из них умерли; другие, утомленные бурями общественной жизни и охлажденные в своей горячности мятежными революциями, которым подвергался Рим при» каждом усилии для улучшения своего состояния, удалились — кто совсем из города, кто же от всякого участия в политических делах. Трибун-сенатор таким образом был окружен незнакомыми лицами и новым поколением.

Таково было положение Риенцо, и однако же, — странно сказать, — он, по-видимому, был обожаем толпой; закон и свобода, жизнь и смерть были в его руках!

Из всех находившихся при нем людей, Анджело Виллани пользовался больше всего его благосклонностью. Этот молодой человек, сопровождавший Риенцо в его Продолжительное изгнание, сопутствовал ему также, по желанию его, в походе из Авиньона, во время пребывания сенатора в лагере Альборноса. Смышленость, откровенная и очевидная привязанность пажа делали сенатора слепым к недостаткам его характера, и Риенцо все более чувствовал к нему признательность. Ему приятно было сознавать, что возле него бьется верное сердце, и паж, возвышенный в звание его камергера, всегда был при нем и спал в его передней комнате.