В упомянутую ночь в Тиволи, удалясь в приготовленную ему комнату, сенатор сел у отворенного окна, из которого были видны, при свете звезд, колеблющиеся темные сосны на вершинах холмов. Склонив лицо на руку, Риенцо долго предавался мрачным размышлениям, а подняв глаза, увидел светло-голубые глаза Виллани, устремленные на него с тревожным сочувствием.

— Синьор нездоров? — спросил молодой камергер нерешительно.

— Нет, мой Анджело, но несколько не в духе. Мне кажется, воздух холоден для сентябрьской ночи.

— Анджело, — опять заговорил Риенцо, который уже приобрел беспокойное любопытство, составляющее принадлежность непрочной власти. — Не слыхал ли ты, что говорят люди о вероятности нашего успеха против Палестрины?

— Я слышал, как начальник немцев говорил, что крепость не будет взята.

— А что сказали начальники моего римского легиона?

— Монсиньор, они говорили, что боятся не столько поражения, сколько мщения баронов, в случае их успеха.

— Принеси мне мою библию.

С благоговением принеся Риенцо священную книгу, Анджело сказал:

— Как раз перед тем, как я оставил моих товарищей, пронесся слух, что синьор Адриан Колонна арестован своим родственником.

— Я тоже это слышал и верю этому, — сказал Риенцо. — Эти бароны заковали бы собственных детей в железо, если бы можно было ожидать, что их оковы могут заржаветь от недостатка добычи.

— Я желал бы, синьор, — сказал Виллани, — чтобы наши иностранцы имели других начальников, а не этих провансальцев.

— Почему? — спросил Риенцо отрывисто.

— Разве креатуры вождя Великой Компании были когда-нибудь верны человеку, предать которого полезно для жадности или честолюбия Монреаля? Разве не был он несколько месяцев назад правой рукой Иоанна ди Вико и не продал ли он свои услуги врагу Вико, кардиналу Альборносу? Эти воины меняют людей, как скотину.

— Монреаль действительно таков: опасный и страшный человек! Но, кажется, его братья люди более мелкого и непредприимчивого характера. Однако же, Анджело, ты тронул струну, которая в эту ночь не даст мне спать.

Утром, когда Риенцо сошел в комнату, где его ждали капитаны, он заметил, что лицо мессера Бреттоне все еще было мрачным. Аримбальдо, скрывшись в углублении окна, избежал его взгляда.

— Славное утро, господа, — сказал Риенцо. — Солнце улыбается нашему предприятию. Из Рима приехали гонцы, свежие войска прибудут к нам раньше полудня.

— Я радуюсь, сенатор, — отвечал Бреттоне, — что вы имеете утешительные известия, они сгладят неприятности, которые я сообщу вам. Солдаты громко ропщут: им не выдано жалованье, и я боюсь, что без денег они не пойдут в Палестрину.