– На здоровье! Только, как я вижу по твоему образу, не тому, видать, научился. Не рыночному отношению к нашему духовному делу… – отозвался маэстро, и тут же запахло зашкворчило, запахло жареным луком. – Ты молодец, что оказался в нужное время и к месту у меня. Это очень важно: оказаться в нужное время в нужном месте. Я все время опаздываю. Но, впрочем, горжусь этим. Точность ведь вежливость королей, а какие короли из нас сегодня? – Что-то с грохотом упало, Доктор Велес вскрикнул и виртуозно, как и подобает истинному маэстро, выругался. – Не пугайся, Звездочёт, это не милиция в дверь стучится… Это кухонная утварь с крючка сорвалась.
Профессор крикнул с кухни, чтобы гость распечатывал бутылки. Его праздничная кулинарная работа, судя по звукам и запахам, была на завершающем этапе. Доктор Велес мелькал перед глазами Максима, как старая зебра в вольере зоопарка. Хотя Максим для себя уточнил сравнение – «словно старый зебр». Так было точнее.
Профессора, не привыкшего к долгому одиночному заточению, несло по кочкам. Он буквально упивался человеческим общением.
– Я ведь тоже бывший спортсмен, – говорил он, накрывая на стол. – В свое время за бутылкой для самого Егора Святогорова бегал… Он кагор церковный уважал, а церкви в Москве при Хрущеве через одну работали. И кагором там не торговали. Так покупал в каком-нибудь чипке портвейшок, рисовал этикетку кагорную, слюнями присобачивал к бутылке – и всучивал маэстро. Если Егор был пьян, то проходил номер. Но однажды раскушал хитрость подмастерья…
– Этикетку поддельную?
– Нет, портвейн… Пойло, честно сказать, вообще ни в дугу было. Даже по совковским стандартам. Орал на меня так, будто его отравили грибами и теперь ничто, даже промывание желудка, его уже не спасет… Ничего, обошелся пойлом «Мосплодвинпрома»… Стоило только стакан выпить – и, как истинно русский человек, он сразу же привыкал к хорошему. Не веришь, Звездочёт? Истинная правда! Мне и сейчас вкус портвейна будит в душе прекрасные позывы молодости. Ведь в юности все мы – гении. Пусть не признанные, но обязательно – гении! Сами с усами. Потом эта детская болезнь проходит. Как корь. Или скарлатина… Жаль, что проходит. Хотя – всему свое время. Время быть гением, время бить, время пить и время умирать… Жаль, что не догадываемся попросить у смерти бессмертия.
– У смерти… бессмертия? – опешил Максим.
– Бессмертия, бессмертия, сынок, – лукаво улыбаясь, ответил Доктор Велес.
– Как это?
Экс-профессор ринулся к книжной полке, забитой старыми книгами и листами с рисунками. Он вытащил какую-то папку и стал швырять на пол рисунки, выполненные карандашом и акварелью, приговаривая: