– Вы мне говорили о письмах, которые есть у вас, – продолжал Эммануил, подойдя вплотную к Полю и понизив голос.

– Говорил, – подтвердил спокойно Поль.

– Вы назначили цену за них.

– Да, и это правда.

– В таком случае, если вы честный человек, то должны отдать мне их за эту сумму. Здесь, в портфеле, деньги.

– Да, граф, – ответил Поль, – все было так, пока я думал, что ваша сестра, забыв свои клятвы, свой грех и даже своего сына, помогает вам в исполнении ваших честолюбивых планов. И я решил, что если уж этому несчастному ребенку суждено войти в свет без имени, то мне следует помочь ему вести хотя бы безбедную жизнь. Недавно, это правда, я требовал с вас за эти письма сто тысяч франков, но теперь обстоятельства изменились. Я видел, как сестра бросалась к вашим ногам, слышал, как она умоляла вас не принуждать ее к постыдному браку: ни просьбы, ни слезы ее не тронули вашего сердца. Прежде я хотел спасти ребенка от нищеты, теперь хочу спасти его мать от отчаяния, и я могу это сделать, потому что не только ваша – честь всей вашей фамилии у меня в руках. Я отдам вам эти письма только тогда, граф, когда на этом столе мы подпишем брачный договор Маргариты д’Оре не с бароном де Лектуром, а с Анатолем Лузиньяном.

– О, этому не бывать!

– А иначе вы не получите этих писем.

– Я найду средство заставить вас отдать их мне.

– Не думаю.

– Отдадите ли вы мне эти письма?

– Граф, – сказал Поль, хмуро посмотрев на Эммануила, – граф, послушайте меня!

– Отдадите ли вы мне эти письма?

– Граф!..

– Да или нет?

– Дайте мне сказать вам два слова…

– Да или нет?

– Нет, – холодно ответил Поль.

– Ну так у вас есть шпага, у меня тоже; оба мы дворяне – по крайней мере, я полагаю, что и вы тоже дворянин. Пойдемте в парк, и тот из нас, кто останется в живых, может делать, что ему заблагорассудится.

– К сожалению, я не могу принять вашего вызова, граф.