Светлый фон

В восемь часов, услышав шаги Вальтера, который в это время уходил из замка, она позвонила. Вскоре в дверях показался лакей; видно было, что и он тоже не спал.

– Позови графиню! – приказала маркиза.

Лакей ушел, а маркиза, мрачная и безмолвная, приняла прежнее свое положение. Через несколько минут она услышала за собой шум легких шагов и оглянулась. Возле нее стояла Маргарита. Девушка с еще большей почтительностью, чем обычно, хотела поцеловать руку матери, но маркиза сидела неподвижно, словно не замечая ее. Маргарита опустила руки и стояла молча. Она тоже была во вчерашнем платье. Сон пролетел над землей, миновав замок Оре.

– Подойти ближе, – сказала маркиза.

Маргарита сделала шаг вперед.

– Отчего, – продолжала маркиза, – ты так бледна и расстроена?

– Maman!.. – прошептала сухими губами Маргарита.

Maman!..

– Говори!

– Смерть отца… быстрая и неожиданная… – заговорила Маргарита. – Ах, как много я в эту ночь выдержала!

– Да, – сказала маркиза глухим голосом, устремив на Маргариту взгляд, в котором затеплилась искра тепла, – да, молодое деревце гнется и облетает под порывами ветра, один только старый дуб выдерживает всю ярость бури. Я тоже, Маргарита, много страдала! Я тоже провела ужасную ночь, но посмотри на меня: видишь, я спокойна.

– У вас душа сильная и твердая, матушка, – сказала Маргарита, – но не требуйте той же твердости и силы от других людей, вы только разобьете их души.

– Но я и требую от тебя только повиновения, – сказала маркиза, опустив руку на стол. – Маргарита, твой отец умер, теперь старший в нашей семье Эммануил. Ты сейчас должна ехать с ним в Ренн.

– Я?! – удивилась девушка. – Мне ехать в Ренн? Зачем же?

– Затем, что наша часовня слишком мала, чтобы справлять в ней вместе и свадьбу дочери и погребение отца!

– Матушка, – сказала Маргарита умоляюще, – мне кажется, приличия да и совесть требуют, чтобы эти церемонии происходили не так быстро одна за другой.

– Приличия и совесть повелевают исполнять последнюю волю умерших, – холодно произнесла маркиза не допускающим возражения тоном. – Посмотри на этот договор. Видишь: отец твой подписал первые буквы своего имени.

– Но позвольте спросить, матушка, разве отец был в здравом уме и повиновался своей воле, когда он начал писать эту строку, прерванную смертью?

– Не знаю, – ответила маркиза надменно, – не знаю. Знаю только, что родители, пока они живы, властны над судьбами своих детей. Долг заставлял делать меня ужасные вещи, и я их делала. Повинуйся и ты!

– Матушка! – Маргарита стояла, не трогаясь с места, и говорила необычным для нее решительным голосом. – Матушка, вот уже три дня, как я вся в слезах, совершенно отчаявшись, ползаю на коленях от ног Эммануила к ногам отца. Никто меня не выслушал, потому что мои слова заглушал голос честолюбия или помешательства. Наконец я дошла до вас, матушка. Теперь мы остались с вами лицом к лицу. Теперь только вас могу я умолять, и вы должны меня выслушать. Послушайте же, что я вам скажу! Если б я должна была принести в жертву вашей воле только свое счастье, я бы им пожертвовала, только мою любовь, я бы и ею пожертвовала, но я должна пожертвовать вам… сыном! Вы мать. Я тоже.