— Ну дава-а-ай! Разно-о-ойся еще тут! — Захихикал рядовой. — Не забудь еще, что тебя побила девка! А твой генерал — дерьмо!

У нее вдруг засверкали глаза, как у кошки, она даже сгорбилась, будто приготовилась прыгать.

— Дерьмо и ворюга! Фантом его покарает!

И выбежала, хлопнув дверью, даже мечи бросила.

Уолтер Хаксли поднял их, любовно погладил бритвенно-острые лезвия, и бережно убрал в лежащие тут же ножны.

— Сумасшедшая! — Пробормотал он.

Русские расположились на плацу, несмотря на мороз, и переговаривались между собой, будто не понимая, почему вокруг них крутятся курсанты и агенты из тех, кто недавно выпустился. Они пели песни под гитару о юности в сапогах, кто-то уже выплясывал что-то похожее на нижний брейк-данс, большинство курили и хитро глядели на американцев. Чтобы не замерзнуть, жгли костерок из ящиков, в которых перевозили новейшие разработки боевой техники. Татьяна возле них даже близко не показывалась, на Родине ее разыскивали за предательство.

— Закурить не найдется? — Наконец подкатила Гувер к одному из русских сержантов.

Тот молча протянул ей квадратную пачку крепчайших дурно пахнущих сигарет с синей картой. Мерида не стала мелочиться и цапнула всю.

— Хорошая сегодня погода, не правда ли? — Подошел с другой стороны Солджер.

— Хорошая. — Отозвался русский, старательно гася искры смеха в глазах.

Говорил он с акцентом, но медленно, понять было можно.

— Холодно только. — Поддакнула Гувер.

— Да разве это холодно! — Оживился сержант. — Вот у нас сейчас…

Лед был сломан, разговор завязался. Гувер и Солджер кивали, ахали и соглашались, что зима без снега — как стол без хлеба, и не забывали договариваться об обмене сухпайков. Остальные американцы тоже занимались бартером, и вскоре уже пробовали гречневую и перловую каши, вкуснейший черный хлеб и тушенку из банок, а русские раскладывали по карманам жвачку, леденцы и прочую сувенирную ерунду, таинственно обещая ночью, когда объявят отбой, пронести на плац огненной воды, чтобы устроить соревнование с японцами, приехавшими со своим сакэ. Украинские военные клялись угостить курсантов салом, «жирным, как ваши мамы». Это было сказано по-русски, но Гувер поняла, и ответила словами, подслушанным у Татьяны Михайлофф в тот жуткий день, когда русская шпионка перед корпоративом сломала сразу два ногтя подряд. Русские ответили восхищенным «о-о-о!», назвали Мериду «своим человеком», а украинцу надавал подзатыльников собственный ефрейтор. Гувер тут же пожелала расширить запас ругательств, в желающих помочь недостатка не было, как сказал один сердобольный лейтенант: «а то что у вас только шит да фак, да факин шит, вот и все радости». Солджер, не выдержав, ушел, так и не поняв, почему ругательством является название женского интимного места с ушами, а почему наличие ушей на этом месте является ругательством, не знали и сами русские.