— Что я мог поделать? — жаловался он. — Поезд наш шел на всех парах, прямиком, нигде не останавливаясь, и я не мог убежать по дороге. Приехали к мосту. Матка боска, что там было, что там было! Я бросил свою команду и побежал к реке. Мне хотелось знать, что с Михалем, вправду ли он погиб…

— А почему он должен был погибнуть? — перебил я. — Ведь я предупреждал вас, что в мину вмонтирован запал замедленного действия. Он должен был сработать через семь секунд после того, как мина ударится о мост. А за семь секунд вагон, с которого ее кинули, уже мог оказаться в полной безопасности…

— Пан Богинский, — снова заговорил Генек, — сегодня я перед вами, как перед ксендзом на исповеди. Признаюсь вам: я сменил запал. Боялся, что Михаль останется жив и выболтает все немцам. Лучше уж пусть этот негодяй замолчит навсегда…

«А ты каковский? — подумал я. — Разве ты лучше?» И спросил:

— Зачем же вы тогда взяли у меня для него вторую тысячу марок?

— Поймите меня, поймите меня, пан Янек, я ничего худого не имел в виду…

— А то, что вы сменили запал, — разве не худо? Разве это не преступление? Мы специально смастерили такую мину, чтобы сохранить жизнь тому, кто будет ее сбрасывать, а вы… Вы — убийца. Вы убили человека.

— Поверьте мне, я никого не убивал, — заторопился Ясневский.

— А Ходаковского?

— Он жив.

— Да вы сами сказали, что подменили запал.

— Да, подменил. Но Михаль остался жив. Он только ранен. Я сам видел, как его внесли на носилках в санитарный вагон.

— Так он сейчас где-нибудь здесь, в больнице?

— Нет, этот вагон стоял на том берегу реки, его пригнали из Шепетовки.

— Вы что же, даже через реку переправились?

— Да, я искал труп Ходаковского.

Мне гадко было слышать этого подлеца. Его рассказ полностью раскрывал всю его мерзкую натуру. Он ничем не брезговал, лишь бы свою шкуру спасти. Откровенно говоря, у меня не было никакого желания отправлять его в отряд (кому он там нужен?), но и бросать его здесь на произвол судьбы я не мог. Он пробирался в Здолбунов пешком, а когда добрался до города, забился на кладбище в какой-то старый склеп и просидел там два дня. Ничего не ел и не пил, только нарвет между могилами щавеля и жует.

— Пане Богинский… Злотый мой Янек… Молю вас: выручьте меня. Вот вам та тысячка, она мне не нужна. Возьмите ее, больше у меня ничего нет. Мне ничего не нужно, только спасите.

— Встаньте, Ясневский, и перестаньте реветь. Вы думаете, что мы такие же, как вы, и ради денег готовы на все? Если мы выручим вас, то потому только, что не имеем права оставлять вас в опасности. Я обещал вам сделать это и сделаю.