— Не было грима, это выдумка, — несколько наигранно произнес Стоун. — Профессор, ваш выход.

Из темноты появился щегольски одетый, гладко выбритый Георгий Иванович Максимов. Он уверенно стоял на своих ногах и хитро улыбался. Максимов неожиданно оказался высокого роста.

— Всегда любил такие моменты, — трагически вскричал Стоун, наслаждаясь растерянностью на лицах Эммы и Виктора. — Не судите Максимова слишком строго. Он также как и я склонен к излишней драматизации. Профессор три месяца ползал по квартире в инвалидной коляске после нападения на него во дворе дома, но, выздоровев, ее не выбросил. Это была его идея встретить вас недееспособным человеком. Прекрасная постановка, не правда ли? Жалость вызывает доверие, что и требовалось доказать.

— Максимов, вы омерзительны, — гневно прошептала Эмма.

— Не стоит винить профессора, — расхохотался Стоун. — Я пришел к нему раньше вас и сделал ему предложение, от которого он не смог отказаться.

— Так зачем эти игры с «американским дядюшкой»? — не удержался Дорохов.

— Но надо же было вас стимулировать на дальнейшие действия, — весело продолжал американец. — Успех пьесы зависит от количества заложенных в нее интриг. Правда, Георгий Иванович слегка переигрывал, но его положение инвалида оставляло его вне подозрений. Вам пришлось признаться, что «Карта Рома» у вас, да и другие ваши откровения были мне на руку. Вы даже себе не представляете, как вы мне помогли вашей выходкой с диктофоном. Мои коллеги из ЦРУ многое в тот день узнали, хотя я этого и не планировал. Но благодаря вам сейчас они дежурят у здания театра. По нашей с Максимовым задумке комната прослушивалась, и профессор мог говорить с вами о делах только на кухне. Но вы всех удивили.

— А я вам верила, Георгий Иванович, даже когда Виктор усомнился, — мрачно призналась Эмма.

— Вы знали, где была скрыта «Карта Рома»? — спросил Дорохов американца.

— Признаюсь, не знал, — тут же ответил на вопрос Стоун. — Мне было известно, что «карта» и «копье» спрятаны вместе, и они должны находиться на территории нынешней Турции. Более того, у меня есть доказательства, что святыню передал султану Сулейману московский царь Иван IV.

— Не может быть, — возразил Виктор.

— Все именно так, — тихо, но отчетливо произнес Максимов. — Точнее, он ее вернул обратно. Это было время начала великой смуты на Руси. В традиционной истории излагается, будто смута началась чуть позже, после смерти царя Ивана, но это не так. Это сделали Романовы, чтобы оболгать легитимную власть царей-ханов, главным образом Годуновых. Это и понятно, Годунов нещадно преследовал клан Романовых. Иван Грозный и Сулейман находились в прекрасных отношениях, и в переписке называли друг друга не иначе как брат-император. Этому союзу способствовал и счастливый брак турецкого правителя с близкой родственницей русского царя.