Очнулся я на чем-то вроде ложа и почувствовал, что путы мои сняты. Надо мной склонилась какая-то женщина. Шепча слова жалости и любви, она перевязывала мои раны.
Была уже ночь, но в комнате горел светильник, и в его мерцании я разглядел, что женщина эта была не кто иная, как Отоми, но уже не измученная и истощенная, а почти столь же прекрасная, как задолго до дней голодной осады.
– Отоми, ты здесь! – прошептал я израненными губами и застонал, потому что вместе с сознанием в моей памяти вспыхнули угрозы де Гарсиа.
– Да, любимый, это я, – тихо отозвалась Отоми. – Мне позволили ухаживать за тобой. Проклятые, что они с тобой сделали? Если бы я могла отомстить!..
Отоми разрыдалась.
– Тш-ш-ш! – проговорил я. – Тише. У нас есть еда?
– Сколько угодно. Принесла женщина от Марины.
– Дай мне поесть, Отоми.
Она принялась меня кормить, и постепенно смертельная слабость прошла. Осталась только боль, раздиравшая на части мое бедное тело.
– Слушай, Отоми, ты видела де Гарсиа?
– Нет, муж мой. Два дня назад меня разлучили с моей сестрой Течуишпо и другими женщинами, но обращались со мной хорошо, и я не видела ни одного испанца, если не считать солдат, с которыми сюда пришла. Они сказали, что ты болен. О, теперь-то я знаю, что это за болезнь!..
И она снова заплакала.
– Однако кто-то тебя увидел и донес, что ты моя жена.
– Это понятно, – ответила Отоми. – Все ацтеки знали о нашей женитьбе, сохранить подобную тайну невозможно. Но за что они тебя так мучили? За то, что ты сражался против них?
– Мы одни? – спросил я.
– Снаружи стоит стража, но в комнате мы одни.
– Тогда наклонись поближе, и я тебе скажу.
Когда я объяснил Отоми все, она вскочила на ноги, с горящими глазами, и заговорила, прижимая руки к сердцу:
– О, я любила тебя и раньше, но теперь люблю еще сильнее, если только это возможно! Кто вынес бы подобные страдания, сохранив верность клятве и побежденным друзьям? Да будет благословен день, когда я впервые увидела твое лицо, о муж мой, самый верный из всех людей! Но те, кто посмел это сделать с тобой, где они? Теперь они не придут, правда? Теперь все кончено, и я буду ухаживать за тобой, пока ты не поправишься. Ведь иначе они не пустили бы меня к тебе!
– Увы, Отоми, я должен тебе сказать правду: ничто еще не кончено!