Перевал был рядом. Манил снежной белизной. Ветер и мороз потрудились, сковали влажную поверхность, превратив ее в прочную корку наста. Отсюда хорошо просматривался и гребень с козырьком, похожий на застывшую вздыбленную морскую волну. Выдержит ли гребень тяжесть их двоих?

Снял с себя рюкзак, стало сразу легче. Мелькнула запоздалая мысль: а почему раньше не додумался? Поискал глазами, куда бы его пристроить. Увидел впереди, прямо по курсу, лиственницу. Начал протаранивать к ней дорогу. И тут Казаковский невольно обратил внимание на льдистую кромку снега. Чтобы сломать ее, продавить, приходилось наваливаться всем телом. Чертыхнулся – мороз и ветер утрамбовали ее, прибавили работки!

Около лиственницы устроил привал. Оперевшись о нее спиной, некоторое время отдыхал. Никак не мог отдышаться. Как в перерыв между раундами. Опять сунул в рот комок снега, хотя мысленно и ругнул себя, зная, что так делать нельзя. Ни в коем случае. Опасно для его горла. Улыбнулся, вспомнив глупую студенческую поговорку: «Начальник и преподаватель работают языком и горлом». Выбрав крепкий сук, повесил на него свой рюкзак. Оставил при себе только пистолет, нож и фляжку с коньяком. Вспомнил, что такая же фляга и у Вутятина. «Надо дать ему глотнуть, – подумал Казаковский. – И начинать штурм! Надо начинать!» И никак не мог сдвинуться с места. Не было сил. Руки и ноги стали как будто бы ватными. Вынул из кобуры пистолет. С какой-то отчаянной надеждой выстрелил раз, другой. Хотя отлично знал, что никто не услышит, не придет на помощь. Но отчаянная надежда подталкивала руку: а вдруг услышат? Выстрелы сухими хлопками прозвучали в ночной тишине. Горное эхо лениво пророкотало, отзываясь. И всё. Опять глухая тишина. Только снег, мороз и ветер.

Вернулся к Вутятину. Пошарил у него на поясе, ища флягу. Ее не было. Пистолет был, а фляга исчезла. Казаковский догадался: тот давно выпил содержимое, может быть, в самом начале похода к перевалу. И выбросил.

Вцепился за воротник полушубка руками, начал подтягивать Вутятина, волоча его по траншее. Около лиственницы приподнял, привалил спинор к дереву. Тот что-то мычал, невразумительно бормотал, мотая головой, повторяя одно и то же. Прислушавшись, Казаковский услышал, разобрал:

– Порт… фель!.. Порт… фель!

Снял с Вутятина рюкзак. Вынул из него туго набитый бумагами портфель ревизора. Расстегнул у Вутятина пояс, прикрепил ремнем портфель. Пальцы не слушались, с трудом удалось застегнуть пряжку. Тот сразу обеими руками прижал портфель к себе.

Повертел в руках пустой рюкзак, что с ним делать? На всякий случай пошарил в нем, может быть, что-либо есть из съестного. Пусто. Только моток прочной лески. Запасливый Степаныч всегда возит с собой рыболовные снасти. Леска была толстая, капроновая. На крупную рыбу рассчитана.