Но судьба снова привела меня к артиллеристам. В сорок четвертом мать вернулась из эвакуации в Москву, и я вновь стал учиться в спецшколе. Было голодно, но не так, как в первые годы войны. Я был помкомвзвода и, заступая в наряд на кухню, мог договориться с поварихами на лишнее ведро щей для наряда. Кроме того, мы потихоньку приворовывали мороженую капусту и грызли ее во время самоподготовки.

Однажды мы заступили в наряд по кухне, и поварихи дали нам ведро щей. И Коля Пузанков съел их на спор.

– Не может быть, – изумился Виктор Сергеевич.

– Может. Ведро было неполным, по ободок, но все же ведро. Разумеется, в спецшколах хорошо преподавали иностранные языки. И в институт я поступил довольно легко, но было это уже в Минске. Окончил я его в 1950 году, и на меня сразу нашлось множество покупателей, в том числе и МГБ.

Я уже пять дней работал в ЦК ЛКСМБ, как мне пришла повестка явиться в кадры МГБ. Я сообщил своему начальству, а те – Петру Машерову. Но в то время имена Машеров и Цанава имели разные весовые категории. И второй перевесил первого. Я это понял, когда получил повестку явиться в кадры МГБ БССР в 23 часа тридцать минут.

Жил я на Сторожевке. Работали мы с 10 часов до 17-ти, затем следовал перерыв до 8 часов вечера. А потом – работа до 2-х часов ночи.

Трамваи уже не ходили, и я шел домой пешком. Уже светало, и летом, искупавшись в Комсомольском озере, я ложился спать. За пять лет работы и ночных возвращений я не разу не слышал, чтобы кто-то кого-то обижал или грабил. Впрочем, все сотрудники тогда ходили с оружием и могли и за себя постоять, и других защитить.

Мое знание немецкого способствовало тому, что я в 1954 году был направлен в Берлин. В Карлхорсте, микрорайоне Восточного Берлина, была советская посольская колония. В одной из бывших клиник размещался Аппарат Уполномоченного МВД СССР при МВД ГДР.

Там я познакомился с Б.Н., и мы даже проводили вместе одну операцию по дискредитации Ми-Ай-Ди. А так мы работали отдельно, я – в американском отделе, а он в отделе по русской эмиграции.

– А я в это время работал в Прибалтике, – сказал Виктор Сергеевич.

– Я тоже до пятьдесят четвертого ухватил эту линию работы, – сказал Ухналев. – Сидел в засадах, был в группах поиска.

Однажды, помню, ждали мы в засаде радиста. Видели, что он приземлился, стал подавать сигналы охотничьим манком, то есть имитировать кряканье утки. Мы из засады ответили ему тем же, поскольку эти манки были изъяты у ранее задержанной агентуры. Но радист потребовал, чтобы ему ответил голосом. Делать было нечего, и ему ответили. Услышав незнакомый голос, радист бросился бежать, но наткнулся на молодого солдата, который не справился с нервным напряжением и расстрелял радиста в упор.