– Сюда, – шепнул Рожков, показывая на крутой вход в погреб.
Двери распахнуты настежь. Снизу повеяло застоявшимся воздухом, запахло трухлявым деревом, сырой землей.
Все трое молча спустились вниз и прикрыли за собой двери. Рожков высек огонь – зажег свечку.
На земляном полу, в углу, лежала большая груда глины. В одной из стен зияло черное отверстие. Возле него – вымазанные в глине топор и лопата.
– Большую часть подкопа мы уже прорыли, – сказал Рожков. – Еще локтей пять или шесть.
– Успеем за ночь?
– Успеем, если работать напеременку.
– Тогда не будем терять времени, – заторопился Арсен и, схватив лопату и топор, нырнул в узкую дыру.
С первых же ударов он понял, как тяжело им придется. Глина сухая и твердая, как камень. В тесноте не размахнуться, не ударить как следует топором. А отбитую глину нужно насыпать в корзину и, пятясь назад, вытягивать из глубокой норы.
Но ничего не поделаешь. Где-то здесь, совсем уже рядом, изнемогает в темнице Роман, и его во что бы то ни стало сегодня же надо освободить.
Глухо тукает топор. Бухает лопата. Шуршит, осыпаясь, глина. Потрескивает сальная свеча, наполняя пещеру чадным смрадом.
Долго, томительно долго тянется время. Арсена сменяет Грива, а того – Рожков. Чем дальше, тем чаще приходится сменять друг друга. Пот заливает глаза. Нечем дышать. Землекопы напрягают все силы…
Сгорела одна свеча, потом – вторая.
Потные, усталые, грязные, они набрасываются на твердую желтую глину, как на смертельного врага. Нехотя, понемногу глиняная стена отступает, отступает… Когда совсем нечем стало дышать, открыли двери, и в погреб ворвался свежий поток прохладного воздуха, который охладил разгоряченные тела.
Но двери вскоре пришлось закрыть: начинало светать. И тогда, наконец, лопата ударилась о камень.
– Добрались! – сообщил товарищам Арсен. – Ломаю стену!
Он топором расковырял шов, вывернул несколько кирпичей. Они глухо упали на землю, и тотчас же сквозь пролом из тьмы соседнего погреба глянули Романовы глаза, освещенные мерцающим огоньком свечи.
Дончак протянул руки:
– Арсен! Брат!
Руки их сплелись в крепком пожатии.