— Знаю — тот, что бросает свою жертву в мешке в воду, — ответил я.

Мне много рассказывали о чувалдарах, наводивших недавно ужас на жителей Константинополя.

— Знаешь ли ты, что чувалдары образуют семьи, которыми руководят старосты?

— Нет.

— Так знай, что я и есть такой староста.

— Лгун!

— Можешь не сомневаться. Разве в Египте ты не видел, насколько я богат? Откуда у меня, простого служащего, такие сокровища? Афрака бен Хулама из Адрианополя тоже засунули в мешок, ибо один из моих людей видел у него много денег. Мне доставили письма, которые он вез с собой, я вскрыл их осторожно и, увидев содержимое, решил вместо него отправиться в Дамаск и завладеть товарами — настало время ими воспользоваться. И тут появился ты, гяур, и мне пришлось довольствоваться немногим. Да разверзнет пред тобой шайтан огненную джехенну!

— Ты вновь потерял даже то немногое!

— Я получу это обратно, ты сам увидишь. Но то будет последнее, что ты увидишь на этом свете! Я определю тебя в такое место, откуда нет выхода. Я его знаю, ведь я родился в Сорхеире. Мой отец жил в этих катакомбах, когда египетский паша набирал молодых мужчин в ряды своих воинов. Я был мальчишкой, и мы с отцом облазили здесь все, я знаю тут каждый темный уголок и знаю, где гнить твоему трупу, когда ты умрешь после долгих мучений.

— Аллаху оно тоже известно.

— Но Аллах тебе уже не поможет, гяур! Так же крепко, как держат тебя эти узы, так будет держать тебя пытка, которую я тебе придумал. Твоя смерть уже назначена!

— Но тогда скажи мне перед смертью, где же находится тот Баруд эль-Амасат, продавший тебе Зеницу в качестве рабыни?

— Ты этого никогда не узнаешь!

— Вот ведь какой трус! Если бы ты точно знал, что я здесь умру, ты бы спокойно мне об этом сообщил!

— Я молчу не поэтому, а потому, что ни одно твое желание отныне не будет исполнено. А теперь молчи, я буду спать, ибо ночь потребует от меня новых сил.

— Ты не сможешь заснуть, твоя совесть никогда не позволит тебе это сделать.

— Совесть есть у гяура, верующий презирает это понятие!

По шелесту одежды я понял, что он укладывается. В самом ли деле он хотел спать? Быть не могло! Или это означало для меня начало пытки? Он хотел поиграть со мной, как ребенок с майским жуком на нитке?

Я внимательно следил за ним. Нет, он явно не хотел спать. Он прикрыл глаза, но когда приоткрыл их, сделал это без усилия и усталости, и я увидел круглые зрачки, уставившиеся на меня. Он явно соображал, хорошо ли я связан. Он стянул мне лодыжки и кисти рук — но впереди, так что я мог дотянуться до ног.

Ах, если бы у меня был нож! Но он выгреб все у меня из карманов. Какое счастье, что со мной были только нож и два револьвера. Если что случится, настоящее оружие достанется Халефу, а не этому ублюдку.