— Заряжай!

— Тогда дай мне сумку, которая висела на моем поясе, а теперь — на твоем.

Ружье было заряжено, но я хотел получить все свои патроны.

— Что это за маленькие штучки в этой сумке? — спросил он.

— Это я тебе сейчас разъясню. У кого есть такая штучка, тому, чтобы стрелять, не нужен ни порох, ни пули.

— Я вижу, что ты действительно не курд, ведь у тебя такие вещи, которых никогда в этой стране не водилось. Ты на самом деле христианин?

— Добрый христианин.

— Прочитай «Отче наш».

— Я не очень хорошо говорю по-курдски, поэтому ты меня должен простить, если я немного ошибусь.

Я постарался достойно выйти из весьма щекотливого положения. Несколько раз он поправлял меня, потому что я не знал слов «искушение» и «вечность», но потом удовлетворенно сказал:

— Ты на самом деле не мусульманин, потому что мусульманин никогда бы не прочитал христианской молитвы. Думаю, что ты не воспользуешься ружьем и не обманешь моего доверия, поэтому я отдам тебе сумку.

Спутники предводителя, казалось, посчитали такое его поведение вполне безопасным. Они все принадлежали народу, у которого долгое время властью угнетателей было отнято оружие, и поэтому они плохо понимали его ценность в руках решительного человека. И, конечно же, все с любопытством ожидали доказательства мощи моего оружия.

Я вынул один из патронов и притворился, будто заряжаю. Затем поднял ружье, указав им ветку, в которую собирался стрелять; пять раз нажал на курок — и орешки исчезли с ветки. Удивление этих людей было безгранично.

— Сколько раз ты можешь выстрелить из этого ружья? — поинтересовался у меня предводитель.

— Столько, сколько я захочу.

— А этими маленькими ружьями?

— Тоже много раз. Тебе объяснить?

— Давай!

— Дай-ка мне их!

Я положил штуцер рядом с собою и взял два револьвера, которые он мне покорно вернул. Линдсей наблюдал за каждым моим движением с большим напряжением.