— Как, ты и по-немецки говоришь?

— Конечно, и превосходно!

— В самом деле? Нет, ты правда не шутишь? Это меня тоже страшно радует, потому что я тоже немец!

Отец Одиннадцати Волосинок вскочил на ноги и в восторге вскричал, немедленно перейдя на немецкий язык:

— Что? Как? Вы — немец?

— Так оно и есть! — ответил Серый на своем сочном диалекте.

— Где вы родились?

— Я сам родом из Баварии.

— О, это есть хорошо-прекрасно! Я бывать в стороне баварной.

— Да? Мне приятно, что вы знаете мои родные края.

— Да, я в Мюнхене быть, где пью пиво, баварное, и ем редьку, черную, и сосиски, горчичные.

— Да уж, что правда, то правда, глоток доброго пива с редькой и сосиску с горчицей у нас в Баварии получить можно, в этом у нас толк знают! Но коли вы венгр, не могли же вы с самого начала называться Отец Одиннадцати Волосинок! Как будет ваше настоящее имя?

— Меня звать Иштван. А какое имя ваше будет?

— Я — Пфотенхауер. Но… вы уж простите меня, коли я спрошу: что это за диалект, на котором вы говорите? Я ничего подобного отроду не слыхал!

— Диалект? Я не говорю диалектом, а на немецком языке, безупречно чистейшем!

— Ах вот оно что! Ну, в этом я, пожалуй что, усомнюсь. Ежели ваша латынь так же чиста, как ваш немецкий, вы можете за ее прослушивание загребать хорошие барыши!

— Да, это я бы смогу, — со скромным достоинством согласился малыш. — Я всегда есть филолог, поразительный, и помолог, значительный!

— Черт побери! Так вот она, латынь-то ваша! И что ж тогда, по-вашему, филология?

— Филология наука о деревьях есть, с яблоками и грушами, вкуснейшими.

— Так-так! А помология?