На следующее утро, сразу после восхода солнца, освобожденные беланда попрощались со своими спасителями и выступили в обратный путь. Бесконечная радость оттого, что им удалось избежать рабства, несколько омрачалась горькой мыслью о возвращении в пустую, разоренную деревню. Тела своих погибших товарищей негры взяли с собой, чтобы похоронить их рядом с теми, кто был убит ловцами рабов во время нападения на Омбулу.
Через несколько часов собрались в дорогу и остальные. Они разыскали то место, где были спрятаны лодки, и двинулись по направлению к речке Нирре, чтобы пересесть там на ожидавшие их корабли. Трупы ловцов рабов пришлось бросить в ущелье на растерзание хищным зверям и птицам. К Абуль-моуту и Абдулмоуту был приставлен столь мощный конвой, что оба разбойника должны были распрощаться с мыслью о побеге.
Корабли в целости и сохранности стояли на реке возле бывшего лагеря ниам-ниам. За время отсутствия основной части войска, оставшийся здесь отряд никто не потревожил. Шварц и все его люди, в том числе и король со своими сандехами, поднялись на борта кораблей, и флотилия немедленно отплыла к заливу Бегемотов. По прибытии туда был сделан короткий привал. Шварц приказал своим солдатам забить несколько коров из стада фельдфебеля, а остальных животных получили в награду за оказанную ими помощь Абу эн-Нисфи и его доры. Отец Половины остался очень доволен подарком и, пожелав друзьям благополучно завершить свой поход, отправился восвояси.
От залива Бегемотов вся эскадра двинулась вниз по реке в злополучное селение Умм-эт-Тимса. На глазах Абуль-моута Шварц выкопал из земли бурдюки с золотыми монетами и разделил их между всеми своими людьми.
Здесь пути недавних союзников разошлись. Братья Шварцы и Пфотенхауер должны были вместе с ниам-ниам вернуться на юг. Они собирались продолжить свои научные исследования в областях, принадлежавших владениям Эмин-паши, а потом через Занзибар вернуться в Европу. Все остальные двигались дальше на север.
Абуль-моута и Абдулмоута Шварц препоручил Охотнику на слонов; этому строгому и надежному стражу он мог доверять, как самому себе. Сеяд Ифъял должен был на дахабии доехать до Фашоды и там передать в руки Отца Пятисот Абуль-моута вместе с фельдфебелем и его сообщниками. Что же касается Абдулмоута, то о нем эмир сказал:
— Этого я возьму с собой в Кенадем. Там он похитил моего сына, там его должно постигнуть наказание. С тех пор, как я вновь обрел свое дитя, сердце мое — смягчилось, но по отношению к этому сатане я останусь тем же, кем всегда был раньше, а именно Бараком-Судьей, перед которым трепещут непокорные.