— Сейчас мы спустимся в преисподнюю, — шепнул Михаил, когда они остановились перед лестницей, ведущей в подвал. — Без фонаря будет трудновато.
Лора расстегнула сумочку и протянула ему ручной фонарик в жестяном футляре.
— У нас в доме темная лестница, — шепотом объяснила она.
Перед дверью он на секунду замешкался. Внутренний голос нашептывал: берегись! Если Лаврухину известен черный ход, значит, где-то здесь в подвале или между брандмауэрами его ждет засада. Но отступать нельзя. Негативы, паспорта, деньги сегодня же должны лежать у него в кармане.
Он толкнул дверь и, не входя в подвал, включил фонарик. Узкий белый луч света рассек черное пространство. Впереди обозначились каменные ступеньки. Размытый белый круг скользнул по стенам. Никого.
Михаил выключил фонарик, передал Лоре трость, знаком попросил ее оставаться на месте. Стремительно, будто нырнул в темную пропасть, вбежал в подвал и, круто повернувшись, щелкнул кнопкой выключателя. Свет упал на стену, что примыкала к двери. В белом овале, как поясной портрет в раме, возник человек. На мгновение Михаил увидел остекленевшие под низко надвинутой шляпой глаза, рот, разинутый в беззвучном вопле. В следующее мгновение человек прыгнул вперед и почти одновременно сработали мышцы Михаила, бросили его под ноги нападавшему.
Это произошло бессознательно, потому что разум был слишком медлителен. За него соображало тело, обладавшее куда более быстрой и точной реакцией. И лишь вспышкой возник в глубинах памяти двор караван-сарая и свирепый Рза-Кули, грохнувшийся на твердый кир.
Послышался сдавленный вскрик Лоры и тупой звук удара — должно быть, нападающий крепко приложился головой о каменный пол. Михаил вскочил и сразу бросился на этот звук. Фонарь погас и потерялся во время падения, в подвале сделалось темно, как под кучей сажи. Всей тяжестью Михаил навалился на спину противника, прижал его к полу и, поймав правую руку, попытался завернуть назад. Тот отчаянно сопротивлялся. В темноте слышалось его пыхтение и какое-то собачье повизгивание.
— Врешь, гад!
Эта яростная фраза, вырвавшаяся у Михаила по-русски, словно удесятерила его силы. Он рванул руку на себя, что-то, звякнув, упало на пол, и противник прекратил сопротивление. Коленкой Михаил нащупал на полу нож, схватил его, приставил острие к спине неизвестного между лопаток, слегка надавив на рукоятку.
— О-о-о...
— Молчать! Шевельнешься, проткну, как барана, — по-русски сказал Михаил, и по тому, как человек на полу перестал не только двигаться, но, кажется, и дышать, стало ясно, что русский язык ему знаком.