Немало прочитал Михаил книг, где описывались голодовки в царских тюрьмах. Он восторгался железной стойкостью и выдержкой политзаключенных. Но действительность не шла ни в какое сравнение с литературными описаниями. Это он почувствовал на вторые сутки голодовки. Его тело требовало еды. Отбрасывая все резоны, сминая волю, оно орало: есть! есть!! Одурманенное голодом сознание один за другим приводило доводы против голодовки. Требовались сверхчеловеческие физические усилия, чтобы удержать руку, которая сама тянулась к пище.

В середине дня Михаил лег и попытался заснуть. Французы говорят: кто спит, тот обедает. Но сон не приходил. Заснуть удалось только вечером. Ему приснилось, что он ест хлеб с маслом и запивает сладким чаем. Он открыл глаза — было темно. Острый, невыносимо желанный запах хлеба ударил в нос. Рука нащупала миску, рядом — куски хлеба, сгребла их... «Все пропало», — пропищал тоненький голосок откуда-то из глубин мозга.

— Врешь! — закричал он в последнем порыве отчаяния. — Не сломишь!

Куски полетели куда-то в угол.

Михаил мучился до утра.

После завтрака, который остался нетронутым, пришел начальник тюрьмы — высокий толстый человек в феске и шароварах.

— Бунтуешь? Карцера захотел?

Михаил поднялся со своего ложа, сказал как мог спокойно и внушительно:

— Господин начальник тюрьмы, я не прикоснусь к пище, пока не поговорю со следователем Экшиоглу, и вам не избежать неприятностей, если в этой тюрьме умрет с голоду человек, который даже не знает, за что он сидит.

Начальник тюрьмы неопределенно хмыкнул и ушел. Незадолго до обеда надзиратель отвел Михаила в контору. За длинным столом сидел следователь Экшиоглу. Вежливо поздоровался, предложил табуретку.

— Начальник тюрьмы передал мне вашу просьбу, Сенцов. Как видите, я перед вами, хотя и не вижу необходимости в нашей встрече. Мы занимаемся вашим делом, надо потерпеть. Но голодовка... Это настораживает, Сенцов. Голодовка — метод коммунистов.

— Прибегнуть к голодовке меня вынудили обстоятельства, господин следователь. Перед тем начальник тюрьмы дважды отказал мне в свидании с вами. Недавно я узнал, что моя жена беременна...

— Вот как! — следователь удивленно поднял брови. — Каким образом вам удалось узнать?

— Это не имеет отношения к моему делу, — твердо глядя в глаза Экшиоглу, проговорил Донцов. — Я полагаю, Турция достаточно цивилизованная страна, чтобы уважать общепринятые нормы гуманности. Моя жена беременна, и пребывание в тюрьме губительно и для нее и для будущего ребенка. К тому же до сих пор власти не предъявили ни ей, ни мне обвинения, да и вряд ли смогут предъявить: ведь за нами нет никакой вины. Столь продолжительное содержание в тюрьме невинных людей незаконно.