Он вспомнил небритого коричневого мужика в ковбойке, которого видел позавчера в винном подвальчике.

- Ты заходи на рынок, - сказал браконьер. - Угощу красючком, или, по-культурному, осетриной, если повезет сегодня. Три Копейки моя кличка.

- Зайду, - сказал Адька. - Обязательно.

Он отдал спички, потом помог столкнуть лодку.

Мотор завелся с первого же краткого рывка, и лодка пошла по серебряной воде, черная, остроносая, бесшумная. Все это напоминало какую-то контрабандистскую чертовщину.

Город утонул в непроницаемой тьме, и только главная улица наверху светилась огнями редких фонарей. Собаки тоже, видно, спали, тяжелая тишина висела над спящими домами, тишина и запах деревьев.

Колумбыч не спал. Он сидел на крылечке и курил трубку. Трубку Колумбыч курил только в ответственные или особо блаженные минуты жизни. Адька не знал, какая причина сейчас заставила Колумбыча ухватиться за «Золотое руно».

- Ты где шляешься? - спросил Колумбыч. - Я полгорода обегал, тебя искал.

- А чего меня искать, - сказал Адька. - Я на Кубани был.

- Дурак, - сказал Колумбыч. - Он в новом костюме на Кубани сомов ловил.

- Ловил, - упрямо сказал Адька. - Смотри, мне сом подметку оторвал.

- Подрался?

- Повода не было.

- А здесь без повода. Здесь ребята острые, приезжих не любят. Особенно, если девчонка вмешается. Я тебя по канавам искал - думал: лежишь и истекаешь кровью.

- Это ты у меня сейчас начнешь истекать кровью, - буркнул Адька.

Они отмыли в тазу Адькины брюки и ботинки.

- Лавсан, - сказал Адька. - Роскошная вещь. Повесим, и завтра будут новые, глаженые штаны. А ботинки придется в мастерскую.

- Какая к дьяволу мастерская, - сказал Колумбыч, - неси полено.

Пока Колумбыч пришлепывал молотком подметку, Адька переоделся в свои замызганные техасы, старую ковбойку и почувствовал себя человеком. «Мужская компания, - подумал он, - лучшее общество. Без причесок и выкрутасов».

- Отчего, Колумбыч, средь мужиков себя лучше чувствуешь?